И никакого розового детства…
Веснушечек, и мишек, и игрушек,
И добрых тёть, и страшных дядь, и даже
Приятелей средь камешков речных.
Себе самой я с самого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом,
Без имени, без плоти, без причины.
Уже я знала список преступлений,
Которые должна я совершить.
И вот я, лунатически ступая,
Вступила в жизнь и испугала жизнь:
Она передо мною стлалась лугом,
Где некогда гуляла Прозерпина.
Передо мной, безродной, неумелой,
Открылись неожиданные двери,
И выходили люди и кричали:
«Она пришла сама, она пришла сама!»
А я на них глядела с изумленьем
И думала: «Они с ума сошли!»
И чем сильней они меня хвалили,
Чем мной сильнее люди восхищались,
Тем мне страшнее было в мире жить,
И тем сильней хотелось пробудиться,
И знала я, что заплачу стори́цей
В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме,
Везде, где просыпаться надлежит
Таким, как я, — но длилась пытка счастьем.
And no pink childhood ...
Freckles, and bears, and toys,
And good aunt and terrible uncle, and even
Friends Machion pebbles river.
I myself from the very beginning
Then someone's dream seemed or delirium,
Ile reflecting in the mirror someone else
Unnamed, without flesh, for no reason.
I already knew a list of crimes
Which I have to do.
And here I, Lunatically stepping,
Entered life and frightened life:
She stated me in front of me
Where Proserpine was once walked.
In front of me, rootless, inept
Outcast unexpected doors,
And people went out and shouted:
"She came herself, she herself came!"
And I looked at them with amazement
And I thought: "They are crazy!"
And the stronger they praised me,
What no people admired me
Thus, it was terrible to live in the world,
And the stronger I wanted to wake up
And I knew that I will pay a hundredfold
In prison, in the grave, in a madhouse,
Wherever waking up
So I, - but torture lasted with happiness.
