На горе, на горушке стоит колоколенка,
А с нее по полюшку лупит пулемет,
И лежит на полюшке сапогами к солнышку
С растакой -то матерью наш геройский взвод. Мы землицу лапаем скуренными пальцами, Пули, как воробушки, плещутся в пыли...Митрия Горохова да сержанта Мохова Эти вот воробушки взяли да нашли. Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько, Чтоб я принял смертушку за честной народ, Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой Растакой-раз этакий этот сукин кот. Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал,
За сапог засовывал старенький наган.
"Славу" третьей степени да медаль отважную С левой клал сторонушки глубоко в карман. Мне чинарик подали, мне сухарик бросили, Сам старшой Крупенников фляжку опростал.
Я ее испробовал, вспомнил маму родную
Да по полю ровному быстро побежал.
А на колоколенке сукин кот занервничал,
Стал меня выцеливать, чтоб наверняка.
Да, видать, сориночка, малая песчиночка
В глаз попала лютому - дрогнула рука.
Я ж винтовку выронил да упал за камушек,
Чтоб подумал вражина, будто зацепил.
Да он, видать, был стрелянный - сразу не поверил мне И по камню-камушку длинно засадил. Да, видно, не судьба была пули мне испробовать... Сам старшой Крупенников встал, как на парад. Сразу с колоколенки, весело чирикая, В грудь влетели пташечки, бросили назад.
Я рыдал без голоса, грыз землицу горькую,
Я бежал, не думая, в горку напрямик.
Жгла меня и мучила злоба неминучая,
Метил в колоколенку мой голодный штык.
Горочки-пригорочки, башни-колоколенки...
Что кому назначено? Чей теперь черед?
Рана не зажитая, память неубитая -
Солнышко, да полюшко, да геройский взвод..
On the mountain, on the mountain, there is a bell,
And from her a machine gun beats her pole,
And lies on a pole with boots to the sun
With the mile, our heroic platoon is the mother. We paw the earthericians with blasphemy fingers, bullets, like sparrows, splashing in the dust ... Mitri Gorokhov and Sergeant Mokhov, these were the sparrows and found. Then the elder of Krupennikov tells me thinly, so that I take a death for an honest people, so that on a bell heavily chokes with a bloodstream of milestock-this kind of bitch cats. I adjusted the bayonet tight to my rifle,
An old Nagan shoved a sap to the boot.
The "glory" of the third degree and the dumple medal from the left put the side of the side deep in his pocket. They gave me a chinarik, they abandoned me a cracker, he put a flask with the elder's choluennikov himself.
I tried it, remembered my mother's mother
Yes, on the field even ran quickly.
And on the bell bitch, the cat was nervous,
He began to fang me, for sure.
Yes, you see, a snorf, a small sandstone
Fiercely fell into the eye - the hand trembled.
Well, I dropped the rifle and fell by the pebble,
So that I thought the enemy, as if hooking.
Yes, he, he saw, was shot - he immediately did not believe me and he planted a long stamp. Yes, apparently, it was not fate to try a bullet for me ... The elder of Krupennikov himself stood like a parade. Immediately from the bell, struggling cheerfully, the birds flew into the chest, threw back.
I sobbed without a voice, gnawing a bitter earth,
I ran, without thinking, straight into a hill.
I burned me and tormented anger inevitable,
Methyl in the bell is my hungry bayonet.
Tricks-horsemen, tower-grooves ...
What is it assigned to whom? Whose now is it now?
The wound is not fascinated, the memory is indestructible -
Sunny, yes to Polyushko, yes heroic platoon .. Смотрите также: | |
