Добрыня и змей
Да бывало Казань слободой была,
Ныне Казань — славным городом.
Да во Казани был Микитушка,
Он, Микита, девяносто лет.
Всё до смерти он наказывал,
Своей жены младой наговаривал:
«Ты останешьси беременной,
У тя родится чадо милое,
Чадо мило, единакое,
Нарекем именем Добрынюшкой,
Да Добрынюшкой Микитичём.
Когда будет он на возрасте,
Да он будет на возлете.
Он заможет конем владать,
Он конем владать, копьем шурмовать,
Он захочёт бы за охотою,
За охотою погулятисе,
Да бы съездить во чисто полё —
Не давай благословеньица
Ему ездить во чисто полё,
Да выезжать за охотою.
Ну хошь и дашь ему благословеньице
И не дашь благословеньица —
Он захочет он бы ездить же,
Он ведь съездить во чисто поле.
Он найдет он дороженькю,
Всё дороженькю широкую,
По которой я бы ездил нынь.
В ширину была вот коса сажень,
В глубину как до пояса.
Чтой нападут жары-маревы
Как бы те большелётные,
Как захочет он купатисе,
Он захочет нырятисе.
Всё пусть не ездит нынь к Оки-реки:
Да река Ока зла-относлива,
Отнесет его, Добрынюшку,
Отнесет за перву струю,
Отнесет за другу струю,
Как ко тем горам высоким
И горам Сорочинскиим.
Тут прилетит змея к нему,
Она хочет его целком бы съись,
И целком когда съись, в хобота складёт,
Где-то он пущай сорвет полынь-траву,
Да полынь-траву горкюю,
Он сплетет ныне плёточкю,
Он бы плётку троепрядную,
Троепрядну, троехвосткую,
Ен тогда нырнет во быстру реку,
(Так или этак змея вишь ты людоедная хочет его сгромать:
«Целком, — говорит, — я тебя хочь сгромать,
али в хобота склоню»).
Он нырнул во Оку-реку,
Он нырнул во другую струю,
А опять прыгнул в быструю реку,
Он очутился на крутых горах,
Ко своему коню к доброму».
(Я так наказыват: что он будет [плетку плести]...
А эта прилетит змея-то опять сзади, так эту плетку-то...
смажет пущай ей, дак... он побьет ей, а так не убить будет).
Тут невдолге Микиты смерть случилася.
Тут осталась молода жена,
Тут жена его беременна,
Тут и стала нынь беременна,
Как и стала на возности,
Как родила сына милого,
Сына мила одинакого,
Да Добрыньку Микитича.
Тут бы стал нынь детина на возрасте,
Да на возрасте, на возлете,
Захотелось ему ныне вить
Как бы съездить во чисто поле,
Нынь погулять по чисту полю,
Где-ка ездил родный батюшка.
Говорила родная матушка:
«Молодой ты Добрынюшка,
Ты не езди во чисто поле',
Потеряешь буйну голову.
Тебя съест нынь змея лютая».
— «Ну-ка ты дашь благословеньице,
Я поеду во чисто поле,
И не дашь благословеньица
Ты с буйной главы до сырой земли,
Мне бы ездить во чистом полё,
Во чистом полё за охотою».
Ну и дала ему благословеньице
Ему матушка родимая
Да с буйной главы до сыроей земли,
Чтобы ездить во чистом полё,
По котору ездил батюшка.
Тут уздал он, седлал коня,
Седлал коня ныне доброго,
Распрощался с родной матушкой.
Вот наказывала нынь его бы мать,
Его родная матушка:
«Ты поедешь нынь, Добрынюшка,
Ты найдешь ли ты дорожечкю,
По которой ездил батюшка,
В ширину-то нынь косая сажень
В глубину добру молодцу до пояса,
Там нападут как на тебя жары-марева,
Как бы те большелетные,
Ты захочёшь купатисе,
Ты захочёшь нырятисе,
Там найдешь нынь Оку-реку,
Да Ока-река зла-относлива,
Да не купайси в Оки-реки —
Отнесет тебя за перву струю,
Отнесет за другу струю.
Еще наказывал твой батюшка,
Он наказывал, говаривал:
«Там ведь есть-ка полынь-трава,
Там полынь-трава горькяя,
Ты сорви-ко полынь-траву,
Да сплети-ко ты бы плеточку,
Троепрядну, троехвостую.
Ты положь во правой карман ».
Он-то простился с родной матушкой,
Он поехал во чисто полё.
-(Конец фрагмента)-
Тут напали жары-маревы,
Как бы те большелетные,
Захотелось ему купатися,
Захотелось нырятися.
Он подъехал к Оки-реки,
Скидавал честно платьице,
Оставлял тут добра коня,
А он спустился во Оку-реку,
Да нырнул во быстру реку.
Отнесла его да перва струя,
Отнесла и да другая струя
Да ко тем горам высокиим,
Тем горам Сорочинскиим.
Тут вылетает змея лютая,
Всё змея лютоедная,
Тут бы хочет съесть Добрынюшку:
«Я хочу тебя силком сглотать,
Хочу тебя да в хобота склонять».
Тут нырнул бы наш Добрынюшка,
Отпрыгнул ко круту бережку,
Выходил ведь ко добру коню,
Тут надел он цветно платьице,
Находил Добрынюшка да ведь полынь-траву,
Он сплетал бы плетку троепрядную,
Троепрядну плетку, троехвостую,
Он смолил смолой ту плетку троепрядную
И садился на добра коня.
Как летит тут змея лютая,
Тут змея лютоедная,
Она хочет съесть Добрынюшку,
Да Добрынюшку Микитича.
Он и вытащил нынь ту плеточку,
Да котора бы полынь-травы,
Стал стегать ее ведь крепко тут.
Как змея бы извивается,
Всё Добрыне канается:
«Ты прости меня, Добрынюшка,
Я и дам тебе города,
Города всё с пригородками,
И сёла со деревнями».
— «Мне не нать от тебя да ничего,
Застегаю тебя до смерти».
Тут убил он змею-те лютоедную,
Застегал ее ныне до смерти.
Всё! I threw a dress honestly,
Left good a horse here
And he went down to Oku River,
May he ducked at the upstream of the river.
Carried him and first stream
I took another stream
Yes, to those mountains Vysokim,
Those mountains Sorochinsky.
Here the snake flies out,
All the snake is fierce
Then I would like to eat Dobryushka:
“I want to swallow you by force,
I want to bow you into the trunk. ”
Here our Dobrynyushka would dive,
He jumped to the coast of the coast,
After all, I went out to the good horse,
Then he put on a color of a dress,
I found Dobrynyushka, and after all, wormwood,
He would weave a three -legged lap,
Three -e -row lap, three -seal,
He was resounded with a resin of that lap three -legged
And he sat on the good of the horse.
How the severe snake flies here,
Here the snake is fierce
She wants to eat Dobryushka
Yes Dobrynyushka Mikitich.
He pulled out that laptop
Yes, Kotora would be wormwood
After all, he began to flash her tightly here.
How a snake would wriggle
All Dobryna is stalking:
“You forgive me, Dobrynyushka,
I will give you the city
Cities all with suburbs,
And the villages with the villages. "
- “I don’t have anything from you, nothing
I fasten you to death. "
Then he killed the snake-there, the fierce
He fastened her to death now.
Everything! | |
