ТУДА:
Не хотела тебе писать, да опять скучаю. Плохо с нервами, пальцы жёлтые, в глотке рык. Знаешь, после того, как ты, я везде таскаю, как собачка какая, верёвки твоей обрывок. Знаешь, после того, как мы - только наши тени мне мерещатся по обоям, по стенам школ. И услужливо, на ночь глядя, рисует темень - камень в темя, в постель метель, золотой укол.
У меня всё в порядке, гладко. Живу как надо. Похудела, почти не пью, засыпаю поздно. Одногруппница вот познакомила с другом брата. Погуляли. Но это, видимо, несерьёзно. Помнишь, Бэб, как мы через овраг в монастырь ходили? "Толстый поп" нас потом прогнал. Ты был сильно датый. Расскажи, как там рай и ад. Тяжелы ли крылья? Ну а Бог, он какой? Он действительно бородатый?
Мне всё кажется, Бэб, что ты смотришь меня, как телек. Пока солнце не сядет... Ну, что-то у вас там светит? Блин, увидел бы кто, подумал - больная девка. На тот свет сочиняет, и думает, что ответят...
ОТТУДА:
Отвечаю. Ну мне-то тут ничего не светит. Лишь любовь твоя, когда ты обо мне вспоминаешь. Даже если ты это делаешь в туалете. Кстати, Машка, когда ты там лампочку поменяешь? Здесь всё время - всё тот же день, только очень длинный. Так и ходишь с говном в штанах, да с петлёй на шее. Вот встречался с Эженом - он высох, как балерина. Ну в могилке-то, ясное дело, не хорошеют.
Паренька твоего я видел. Одет недурно. Он же в банке сидит, понятно, там жирно платят. Только ты, когда будешь с ним - обо мне не думай. Тесновато нам будет втроём на одной кровати. Не хотел бы смотреть - смотрю. Такова награда. И под рёбрами режет, как будто бы там живое. Суицидникам, Машка, ни рая тут нет, ни ада. Без конца помираю, а мог бы, мудак, с тобою...
Ты прости, был бухой, тебе розочкой в горло метил. А сейчас так кайфово слушать, как ты там дышишь. Ты живи, как живётся, Машка, не лезь в мой пепел. Ты ж врубаешься, знаю. И кстати - ты классно пишешь. THERE:
I did not want to write to you, but once again miss. Bad nerves, fingers yellow, throat growl. You know, after you, I'm always dragging around like some dog, your piece of rope. You know, after we - only our shadows I see caricatures of wallpaper on the walls of schools. And helpfully, at nightfall, darkness draws - a stone in the crown of the head, in bed snowstorm, gold shot.
I'm all right, smoothly. I live right. Thin, almost never drink, sleep late. Odnogruppnitsa here to meet other brothers. Walked. But this seems to be serious. Remember Bab, across a ravine as we went to the monastery? & Quot; Fat pop & quot; We then drove away. You were much daty. Tell me how there heaven and hell. Was it hard wings? But God, it is what? He really bearded?
I do think, Bab, you look me like a TV set. As long as the sun does not sit ... Well, something you there shines? Damn, he saw a man, he thought - sick girl. In the light composing, and I think the answer ...
There:
I answer. Well, I got to do nothing shines. Only your love, when you remember me. Even if you do it in the toilet. By the way, Masha, when you're out there a light bulb changed? Here, all the time - the same day, only very long. So go with the by shit in my pants, but with a noose around his neck. That met Eugène - it dried like a ballerina. Well, in the grave, then, of course, not prettier.
I saw your guy. Dressed badly. He is sitting in the bank, of course, there is fat pay. Only you, when you're with him - do not think about me. We will closely threesome on one bed. I would not like to watch - watch. Such is the reward. And in the cut edges, as if it is alive. Suitsidnikam, Masha, there is not no heaven, no hell. Endlessly'm dying, and could, asshole, with you ...
Forgive me, I was buhoy, a rose in your throat methyl. And now so kayfovo hear you breathe there. You live as you live, Masha, do not go to my ashes. Well you cut one, I know. And by the way - you write cool. | |
