Я бью татушки и маме не говорю.
Подружки на двушке.
Тоннели в ушках.
Нет, извини, такой отстой я не курю.
Я же тебе не какая-то лохушка.
Мам, ты не понимаешь, это сейчас модно.
Нет, я не огрызаюсь, я говорю свободно.
Ограничениям, оковам совести
Не удержать мои порывы юности.
Аморальные стишки, умные книжки,
Мама говорит, у меня нет бошки, но у меня есть сижки.
Шутки черные-черные, под слоем волос цветных.
О боже мой, так могут только дети двухтысячных.
Друзья на вписку снова меня зовут,
Там водки напьются,
Потом блюют все.
Сижу в углу, как не в своей тарелке тут.
Где-то на кухне одноклассники дерутся.
К 10 домой опять вернёмся,
Залипнув в сетях социальных,
В экран телефона до утра уткнёмся,
Надеясь ЕГЭ сдать нормально.
Аморальные стишки, умные книжки,
Мама говорит, у меня нет бошки, но у меня есть сижки.
Шутки черные-черные, под слоем волос цветных.
О боже мой, так могут только дети двухтысячных. I beat the tatoo and my mother not talking.
Girlfriends on the two-bed.
Tunnels in the ears.
No, I'm sorry, so sucks I do not smoke.
I'm not some kind of laughter.
Mom, you do not understand, it is now fashionable.
No, I'm not snaring, I speak free.
Restrictions, shackles conscience
Do not keep my gusts of youth.
Amoral rhymes, smart books,
Mom says, I do not have Boschka, but I have sorrow.
Black-black jokes, under the layer of hair, color.
Oh my God, only children are two thousandths.
Friends on scabing again my name is
There vodka will go away,
Then everything is blossom.
I sit in the corner, as not in my plate here.
Somewhere in the kitchen, classmates fight.
To 10 home come back again,
Having filled in social networks
In the phone screen until morning I will break
Hoping to pass normally.
Amoral rhymes, smart books,
Mom says, I do not have Boschka, but I have sorrow.
Black-black jokes, under the layer of hair, color.
Oh my God, only children are two thousandths. Смотрите также: | |
