музыка: Pierre Van Dormael
Когда-нибудь, лет через 10, мы столкнемся в каком-нибудь Питере; и вспомним все нежилые обители, все неподаренные цветы.
Ты будешь строгим и колоритным, я - поджарой и разноцветной; я приглашу тебя на обед, но ты мне скажешь, что дел гора. Мол, работа - твоя забота и успеваешь едва-едва.
На дворе будет ныть октябрь или едко хихикать август, не в погоде ведь дело, парус, всё равно уже весь истёрт. И я буду как глупый страус, глазки вылупив, соглашаться, а тем временем, дожидаться момента спрятать башку в песок.
Мы обменяемся номерами (скорей всего из простых приличий), а я включу свой сопрано птичий и скажу, что я жду звонка.
А следущим мутным утром, этот город пошлет мне тонну
тоски, а в стакане картонном
кофе остынет быстрей,
чем обычно.
И это небо обязательно загрохочет,
а мой почти идеальный почерк станет хуже, чем у врачей.
Ведь буквы пляшут под ритм сердца, чертят строки, кружась в падекатре; а в душе, личный взрыв на Суматре провоцирует новый ледник.
Остается сидеть, нахмурясь и щеку уронив в ладонь; быть бесформенной, как дюгонь - молчаливой и слеповатой.
А Бог, отечески усмехнувшись, мягко скажет:"моя красавица, всё твоё к тебе возвращается" и тихонько погасит свет. music: Pierre Van Dormael
Someday, after 10 years, we will meet in some Peter; and remember all the uninhabited cloisters, all the unspoiled flowers.
You will be strict and colorful, I will be hot and colorful; I will invite you to dinner, but you will tell me that the mountain is doing. Like, work is your concern and you barely have time.
October will whine in the yard or August giggle caustically, it’s not the weather, because the matter, the sail, is all the same already worn out. And I will be like a stupid ostrich, eyes hatching, agree, and in the meantime, wait for the moment to hide the head in the sand.
We will exchange numbers (most likely from simple decencies), and I will turn on my bird soprano and say that I'm waiting for a call.
And the next muddy morning, this city will send me a ton
longing, and in a glass of cardboard
the coffee cools faster
than usual.
And this sky will surely rumble
and my almost perfect handwriting will get worse than doctors.
After all, letters dance to the rhythm of the heart, draw lines, spinning in the padade; and at heart, a personal explosion in Sumatra provokes a new glacier.
It remains to sit, frowning and dropping his cheek in the palm of his hand; to be shapeless, like a dugong - silent and blind.
But God, grinning fatherly, will softly say: “my beauty, all of yours is returning to you” and will quietly turn off the light. | |
