Помнит голос мой век иной,
С голоса не взящи.
Владел им когда-то давным-давно
Всегда хмельной гробовщик.
Стружка к стружке, доска к доске,
Сказочно пахла ель.
Чертеж нехитрый, а боль в виске -
Это, конечно, хмель.
Доска к доске, голова в тоске -
Это, конечно, хмель.
Он жил безбедно, неслись года,
Пришла к нему седина.
Одна горчинка, беда - не беда:
Он сладость греха не знал.
Однажды ночью, когда мела
Метель, нагоняя страх.
Дверь заскрипела, и в дом вошла
Та, что являлась в снах.
Был шепот ее страшней, чем крик:
"Мне бы к рассвету дня
Гроб, но нечем платить, старик.
Хочешь - возьми меня".
Вначале смутился он, а потом
Подумал: "Ведь я живой!
За целую жизнь не знал мой дом
Подобного ничего.
Пусть проклянет меня белый свет!
Господи, отвернись!"
А вслух произнес он: "Вот табурет.
Расчет подождет, садись".
Упала стружка, доска к доске,
Сказочно пахла ель.
Чертеж нехитрый, а боль в виске -
Это, конечно, хмель.
Доска к доске, голова в тоске -
Это, конечно, хмель.
Качался старенький потолок,
Старик был на тень похож.
По пальцам часто бил молоток,
Зло усмиряя дрожь.
Луна светила в открытый лоб,
На руки бросала блик.
И нежен, как никогда, был гроб,
И как никогда, старик.
Лишь первый луч темноту рассек,
Работу он завершил
И тихо вымолвил: "Ну вот и все.
Расчет подождет. Спеши".
Горючий пот да табачный дым
Выжгут рассвет из глаз.
До смерти будет стоять пред ним
Эта ночная мгла.
До самой смерти еще не раз
Он женщину вспомнит ту.
И будет ждать гробовщик заказ,
В хмелю хороня мечту. Remembers my eyelid voice,
With voices do not take.
Owned them once a long time ago
Always a crumpler.
Chips to chips, board to chalkboard,
Fabulously smelled fir.
Drawing is simple, and pain in the temple -
This is, of course, Hop.
Board to the board, head in longing -
This is, of course, Hop.
He lived sneakly, rushing the year,
Came to him gray.
One mustard, trouble - not trouble:
He did not know the sweetness of sin.
Once at night when chalk
Blizzard, catching up.
The door creaked and entered the house
That, which was in dreams.
There was a whisper of her terrible than a cry:
"I would like the dawn of the day
Coffin, but nothing to pay, old man.
Want - take me. "
Initially he was embarrassed, and then
Thought: "After all, I am alive!
For the whole life did not know my house
Nothing like anything.
Let me curse the white light!
Lord, turn away! "
And he said out loud: "Here is a stool.
Calculation will wait, sit down. "
Fell chips, board to chalkboard,
Fabulously smelled fir.
Drawing is simple, and pain in the temple -
This is, of course, Hop.
Board to the board, head in longing -
This is, of course, Hop.
Rated an old ceiling,
The old man was like a shadow.
On the fingers often beat the hammer,
Evil pacifying.
Moon shone in open forehead,
On the hands threw the glare.
And gentle, as never, was a coffin,
And more than ever, old man.
Only the first beam in the dark
He completed work
And quietly pulled: "Well, that's all.
Calculation will wait. Hurry. "
Flammable sweat yes tobacco smoke
Burn out dawn out of the eyes.
Before death will stand before him
This night mound.
Until the death itself more than once
He will remember the woman.
And will wait for the ultimate order,
In Khononya Korona's dream. Смотрите также: | |
