Сосед Антоныч жил пока, собой не донимал.
Под солнцем место – девять метров в коммуналке.
Костыль под левую с утра, в пальто – и похромал.
Соседи звали за глаза: «зипун на палке».
А к ночи тихо – щелк замком,
Пахнёт в прихожей табаком,
Вздохнет на панцирной – и в храп
До самого утра.
Где ногу потерял старик – бог весть.
Бог весть еще какие раны есть.
И воевал – не воевал,
Никто вопрос не задавал.
Так жил и обрастал смешно щетиной и быльем.
По мелочам ко мне, бывало, обращался:
- Такое дело, Александр, ссуди до пенсии рублем,
Через неделю ворочу, как обещался.
Он мог рублей не возвращать –
Я был готов ему прощать.
Он бедно жил, он много пил,
И я б не то ему простил.
Родных его никто не знал и не узнал бы впредь.
Полсотни пенсии – вот все, что слала почта.
Он до последней не дожил три дня, и вышло умереть.
Соседи видели из скважины замочной.
И вот на кухне у кастрюль,
Где чистят лук, где парят тюль,
Где только знали, что бранить,
Собранье: как похоронить?
Куда весь скарп его девать, куда?
Кто завтра въедет проживать? (беда!)
И есть ли кто-то из родни? –
Вот и хоронят пусть они!
Так день прошел и – вот те на! – вприпрыг и семеня,
Бочком в прихожую, прикашливая скорбно,
По одному, по два, по три, как с неба грянула родня,
Так ненавязчиво и по-собачьи сворно.
И здесь же (не из хвастовства!)
Склоняли степени родства,
Сыскался даже брат родной
С сынком и с прежнею женой.
Составлен перечень, где скарб наперечет.
(А то, не дай бог, что к соседям утечет!)
И по согласию сторон:
Дележка – после похорон.
А через день еще старик в последний слег приют,
Вороны справили поминки сиплым карком.
На стены новые жильцы известку с дихлофосом льют
И сокрушаются: «Ах, как полы зашаркал!..»
На дверь – табличка, новый шрифт,
Последний стул запихан в лифт,
Родным гора как будто с плеч,
Острят над поводом для встреч.
Машина «Мебель» у подъезда тарахтит,
А женка брату: «Мебелишка-то не ахти...»
Галдит-гадает детвора:
- Кто переехал со двора? The neighbor Antonovich lived so far, he did not pester himself.
Under the sun, the place is nine meters in a communal apartment.
Crutch under the left in the morning, in a coat - and limped.
The neighbors called out for the eyes: "zipun on a stick."
And by night quietly - click the lock,
It smells of tobacco in the hallway
Sigh on the shell - and snore
Until the morning.
Where the old man lost his leg - God knows.
God knows what other wounds are.
And fought - not fought,
No one asked a question.
So he lived and grew ridiculously riddled with stubble and past.
On trifles, it happened to me:
- Such a thing, Alexander, loan to a pension in rubles,
In a week I turn over, as promised.
He could not return rubles -
I was ready to forgive him.
He lived poorly, he drank a lot,
And I wouldn’t forgive him.
Nobody knew his relatives and would not recognize him in the future.
Fifty pensions - that’s all the mail sent.
He did not live to the last three days, and it turned out to die.
Neighbors saw from the keyhole.
And in the kitchen by the pots,
Where to clean the bow, where the tulle soars,
Where only they knew what to scold
Congregation: how to bury?
Where to put all the scarp, where?
Who will move in tomorrow? (trouble!)
And is there any of the relatives? -
So let them bury!
So the day passed and - those on! - jumping and seed,
Sideways into the hallway, coughing mournfully,
One, two, three, as relatives rushed from the sky,
So unobtrusively and doggily naughty.
And here (not out of boasting!)
Declined degrees of kinship
Even my brother was found
With the son and with the former wife.
A list has been compiled where the belongings are counted.
(And then, God forbid, that it leaks to the neighbors!)
And by agreement of the parties:
Sharing - after the funeral.
And in a day the old man was still in the last shelter,
Ravens celebrated with a hoarse croak.
On the walls, new residents pour lime with dichlorvos
And they lament: “Ah, how shuffled the floors! ..”
On the door is a sign, a new font,
The last chair is crammed into the elevator
It’s like a mountain to your relatives,
Shoot over the occasion for meetings.
The furniture machine at the entrance rumbles,
And the wife of her brother: "The furniture isn’t so hot ..."
Galdit-divines children:
- Who moved from the yard? Смотрите также: | |
