Ни слов красивых не было, ни сцен...
Сквозь зубы мат и красная ракета,
И бой до смерти, только бы не в плен...
Февраль, двухтысячный, под Харсеноем где-то...
Мы не сдались, прошитые свинцом,
В упор расстрелянные из гранатомётов,
И смерть взглянула каждому в лицо,
Мы для неё - престижная работа.
Мы не сдались. Нас добивали там,
Тех, кто еще дышал и шевелился.
Февраль, двухтысячный, а дальше темнота...
И на портретах с ленточками лица.
Теперь у вас там, слава Богу, мир?
Без сопровожденья можно ехать смело?
А нас тогда погибло тридцать три,
Хотя к чему всё, разве в этом дело?
Когда на Память вдруг надежды нет,
Кого теперь возводите в героев?
Мы так привыкли к вечной тишине,
Солгавшей нам в тот день под Харсеноем,
Что и сегодня не удивлены -
Про нашу гибель позабыли снова.
Но вдруг не чокаясь во власти тишины
Братишки встанут за спецназ из Пскова.
© Сергей Ефимов
Neither words beautiful was nor scenes ...
Through the teeth Mat and the Red Rocket,
And the fight to death, just not in captivity ...
February, a two thousandth, under Khalesen somewhere ...
We did not surrender, stitched by lead
Farm shot from grenades,
And death looked every person
We are for her - prestigious work.
We did not surrender. We finished there,
Those who were still breathing and moved.
February, two thousandth, and further darkness ...
And on portraits with face ribbons.
Now you have there, thank God, the world?
Without escorting you can go boldly?
And then we died thirty-three,
Although everything is what is the case?
When the memory suddenly has no hope,
Who will be in the heroes now?
We are so accustomed to eternal silence,
I licked to us that day under Haresen,
What and today is not surprised -
About our death forgot again.
But suddenly not choking in power of silence
Brothers will stand for special forces from Pskov.
© Sergey Efimov
