Ребенок ближе всех к небытию.
Его еще преследуют болезни,
Он клонится ко сну и забытью
Под зыбкие младенческие песни.
Его еще облизывает тьма,
Подкравшись к изголовью, как волчица,
Заглаживая проблески ума
И взрослые размазывая лица.
Еще он в белой дымке кружевной
И облачной, еще он запеленат,
И в пене полотняной и льняной
Румяные его мгновенья тонут.
Туманящийся с края бытия,
Так при смерти лежат, как он — при жизни,
Разнежившись без собственного "я",
Нам к жалости живой и укоризне.
Его еще укачивают, он
Что помнит о беспамятстве — забудет.
Он вечный свой досматривает сон.
Вглядись в него: вот-вот его разбудят.
The child is closest to nothingness.
He is still haunted by disease
He tends to sleep and forget
Under shaky baby songs.
Darkness still licks him
Sneaking up to the headboard like a she-wolf
Smoothing out glimpses of the mind
And adults smearing their faces.
He is also in a white lace haze
And cloudy, he is also swaddled,
And in linen and linen foam
His rosy moments are drowning.
Fogging from the edge of being
They lie at death, as he - during life,
Having softened up without my own self,
To us, to the pity of the living and reproach.
He is still rocked, he
He will forget what he remembers about unconsciousness.
He watches his eternal sleep.
Look at him: they are about to wake him up.
