Москва. Изд-во: Захаров. 2002 г. Читает О. Федоров.
¶МОИ ВОСТОРГИ.§
Обласканный, прославленный, принятый с таким большим почетом,что даже
совесть беспокоится о незаслуженности всей этой чести, я выпускаю книгу
своих писаний пером. В разное время, под разными настроениями составился
целый круг жизни, с детства до старости.
Вместо предисловия предлагаю воспоминаньица о самых интересных минутах
моей жизни. Мы их не ценим, выпускаем, даже стыдимся и замалчиваем. Я
набрасываю о них эскизы -- краткие отрывки.
Одна из первых минут восхищения случилась со мною еще в раннем детстве
на Осиновской улице. Наша улица вдруг вся преобразилась: и хаты, и лес за
Донцом, и все люди, и мальчишки, бежавшие быстро на нашу улицу, -- все как
будто осветилось ярче. Далеко, в конце улицы, сквозь пыль, поднятую высоко,
заблестели медные трубы полковых трубачей на белых лошадях; в одну ленту
колыхались солдаты над лошадьми, а над ними сверху трепетали, как птички,
над целым полком в воздухе султанчики пик. Все слышнее доносился лязг
сабель, храп и особенно яркое ржание коней. Все ближе и яснее блестели сбруи
и запенившиеся рогатые удила сквозь пыль снизу.
¶433§
И вдруг все это как будто разом подпрыгнуло вверх всей улицы и
покатилось по всему небу: грянули звучно трубы!
Радостью понеслись эти звуки по Донцу, за Малиновский лес, и отразились
во всех садах Пристена. Веселье понеслось широкою волною, и даже за Гридину
гору -- до города; хотелось скакать, кричать, смеяться и плакать, безумно
катаясь по дороге...
О музыка! Она всегда проникала меня до костей. Первый раз, когда в
нашей чистой половине дома какие-то господа устроили бал, пришло много
музыкантов с большими скрипками и когда струнный оркестр пронзительно
зазвучал, так мне показалось почему-то -- наступает кончина мира, у меня
потемнело в глазах...
Я ждал уже общей погибели и удивлялся, что все были спокойны и даже
чему-то радовались, не плакали.
Только Анюта Рядова понимала, как и я, эту музыку за всех. Она со
слезами корчилась, потом потихоньку начала визжать, ее затрясла лихорадка.
Она упала на пол на крыльце и билась о пол, пока ее не подняли и не унесли в
наши комнаты, где спрыскивали водою с уголька, шептались, что это "сглазу" и
что ей надо "переполох выливать"... Я крепился, потом стал привыкать к
звукам оркестра, и мне уже даже нравилась эта зажигающая пропасть. А вокруг
так весело танцевали парами и целыми хороводами...
¶II§
Однажды, наслушавшись чтения маменьки о житии святых и особенно о
святом Марке, спасавшемся во Фраческой горе, я долго не мог заснуть.Все
неотступнее захватывало меня желание сделаться святым: скорей:бежать в
пустыню... Там скалы, пропасти, львы, а я дрожу весь в жару и бегу все
дальше, взбираюсь в гору все выше... Представлялось ясно: уж я далеко и
устраиваюсь в пещере.
И вот в страстную субботу и ко мне, как и к Марку, приходит святой
старец. Мы оба строгие постники. Но, когда настало время обеда и мы
"взалкали", тогда мой друг достал куриное яйцо и предложил его для нашей
трапезы. И мы ели яйцо в страстную субботу и знали уже, что нам отпускался
этот непростительный грех -- нарушение великого поста. И я ясно представлял
себе моего святого: он небольшого роста, был уже седенький, и цвет его лица
и рук был "аки кора финикова".
Утром мы искали дикого меда в скалах и глубоких расщелинах...
В своих мечтаниях я дошел до полного восторга; мне стало жарко и
хотелось уже бежать, бежать без оглядки. Я встал со своего маленького
диванчика, кое-что надел и тихонько, на цыпочках -- к двери. Moscow. Publishing house: Zakharov. 2002 Read by O. Fedorov.
¶MY LOVES.§
Cuddled, glorified, received with such great honor that even
conscience worries about undeserving all this honor, I publish a book
their writing with a pen. At different times, under different moods,
a whole circle of life, from childhood to old age.
Instead of a preface, I propose a recollection of the most interesting minutes
of my life. We do not appreciate them, we release them, we are even ashamed and hushed up. I AM
I sketch out sketches about them - short excerpts.
One of the first minutes of admiration happened to me in early childhood
on Osinovskaya street. Our street was suddenly transformed: both the huts and the forest
Donets, and all the people and boys who ran quickly to our street - everything is like
as if it was brighter. Far away, at the end of the street, through the dust raised high
the brass trumpets of the regimental trumpeters on white horses gleamed; in one tape
the soldiers swayed over the horses, and above them trembled like birds,
over a whole regiment in the air sultans peak. The clang was heard more and more audibly
sabers, snoring and especially bright neighing of horses. The harness shone nearer and clearer
and foaming horned bits through the dust below.
¶433§
And suddenly it all seemed to jump up the entire street at once and
rolled across the sky: trumpets sounded resoundingly!
Joyfully these sounds rushed along the Donets, beyond the Malinovsky forest, and were reflected
in all gardens of Pristen. The fun rushed in a wide wave, and even for Gridina
mountain - to the city; I wanted to jump, scream, laugh and cry, madly
rolling down the road ...
Oh music! She always penetrated me to the bone. First time in
our clean half of the house, some gentlemen arranged a ball, a lot came
musicians with big violins and when the string orchestra shrill
sounded, so it seemed to me for some reason - the end of the world is coming, I have
darkened in the eyes ...
I was already waiting for the general destruction and was surprised that everyone was calm and even
rejoiced at something, did not cry.
Only Anyuta Ryadova, like me, understood this music for everyone. She with
she writhed with tears, then slowly began to scream, she was shaken by a fever.
She fell to the porch floor and banged on the floor until she was lifted up and carried away
our rooms, where they sprinkled water from the coal, whispered that this was the "evil eye" and
that she needed to "pour out the commotion" ... I braced myself, then began to get used to
the sounds of the orchestra, and I even liked this kindling abyss already. And around
so merrily they danced in pairs and whole round dances ...
¶II§
Once, after listening to mamma's readings about the lives of the saints and especially about
Saint Mark, who was fleeing from Mount Fratsk, I could not sleep for a long time.
the desire to become a saint gripped me relentlessly: hurry up: run to
desert ... There are rocks, abysses, lions, and I tremble all in the heat and run all
further, I climb the mountain higher and higher ... It seemed clear: I was already far away and
I settle in a cave.
And on Holy Saturday, a saint comes to me, as well as to Mark
old man. We are both strict fasts. But when it was time for lunch and we
"hungry", then my friend took out a chicken egg and offered it for our
meals. And we ate an egg on Holy Saturday and already knew that we were given
this unforgivable sin is breaking Lent. And I was clear
my saint: he was short, was already gray, and his complexion
and hands were "like date bark".
In the morning we were looking for wild honey in the rocks and deep crevices ...
In my dreams I have reached the point of complete delight; I got hot and
I wanted to run, run without looking back. I got up from my little one
sofa, put on something and quietly, tiptoe - to the door. | |
