На перроне селедка воняет — продано.
А пацан со скуки свистит в канарейку,
В старой фуражке обрывки ордера, -
Билета в камеру сибирской узкоколейки.
Скоро наступит денек твой последний,
Холод придет, — Нет ни шапки, ни шубы.
Тело прикроешь рогожею грубой,
Вывалишь шастать на ветер осенний.
Выйдешь во двор, а кругом одна падаль
"Чей это госпиталь?" — спросишь прохожего.
Глядь — а вино зажевать уже нечем,
Слижешь с ладони хлебное крошево
Вчера еще тешился c дрянью в квартире,
С дружками лелеял чайную накипь,
Хлебал бы ты слякоть, любил бы в сортире,
Да только теперь ни хуя не осталось!
Да только теперь ни хуя не осталось!
On the platform herring stinks - it sold.
A kid bored whistles in the canary,
In the old cap scraps orders -
Ticket at the camera Siberian narrow gauge railway.
Soon will come the day your last,
The cold comes, - There are no caps or coats.
Body prikroesh rough matting,
Shastat dumped on autumn wind.
Go out into the yard, and around one carrion
"Whose is this hospital?" - Ask a passerby.
Lo and behold - the wine has nothing to jams,
Slizhesh with palm grain medley
Only yesterday teshilsya c rubbish in the apartment,
With cronies nurtured the tea scale,
you would slurp slush would love in a toilet,
Yes, only now no dick no more!
Yes, only now no dick no more!
