At the age of nineteen, I was digging the land
With me brogues on me feet and me spade in me hand.
Well says I to meself, 'What a pity to see
Such a fine Kerry couldn't turf in Tralee.'
With your Kerry-I-Ah, fa lal deral lay,
Kerry-I-Ah, fa lal deral lay.
So I buttered me brogues and shook hands with me spade
Dashed off to the fair like a gallant young blade.
The sergeant come up says 'Will you enlist?'
'Sure, sergeant,' says I, 'Stick the bob in me fist'.
Then up comes the captain, and a man of great fame,
Straightways he asks me my country and name;
Well, I told you before and tell him again
That me father and mother were two Kerrymen.
Now the first thing they gave me, they called it a gun,
And under the trigger I nesstled me thumb.
The gun it spite fire, and vomited smoke
It gave a great leap and me shoulder near broke.
Now the next place they took me was down to the sea,
On board a great warship, bound for the Crimee,
Three sticks in the middle, all hung with great sheet
Sure she walked on the water without any feet.
We reached Balaclava all safe and all sound,
And wet tired and weary we lay on the ground.
Next morning at daybreak a bugler did call,
And served us a breakfast of powder and ball.
Now we fought them at Alma like wives and her man
But the Rooshians they foiled us along the Redan.
While scaling a rampart meself lost an eye
And a great Russian bullet ran away with me thigh.
Then the surgeon comes up and he soon stops the blood,
And he gave me an elligant leg made of wood;
And they gave me a pension of tenpence a day
Contented on shiela I labour half-pay.
Now that was the story that my grandfather told,
As he sat by the fire all withered and old.
'Remember,' said he,'that the Irish fight well,
But the Russian artillery's hotter than Hell.' В возрасте девятнадцати лет я копал землю
Со мной броги на мне ноги и мне лопата в меня руку.
Хорошо говорит, что я до меса, «какая жаль видеть
Такой тонкий Керри не мог сбиваться в Tralee.
С твоей Керри-И-ах, Лал Дверу лежал,
Керри-И-ах, Лал Двера лежал.
Так я намазал меня броги и пожал руку со мной лопата
Вычеркнул на ярмарку, как галантный молодой клинок.
Сержант подходит говорит: «Будешь ли вы заручиться?»
«Конечно, сержант, - говорит я,« придерживаюсь боба во мне кулак ».
Затем наступает капитан, и человек великой славы,
Сразу он просит меня моей стране и имени;
Ну, я сказал тебе раньше и сказал ему снова
Что мне отец и мать были двумя Керриманами.
Теперь первое, что они дали мне, они назвали это пистолетом,
А под триггер я несел мне большой палец.
Пистолет несмотря на огонь, а рвотный дым
Это дало большой прыжок, а я плечом возле сломалось.
Теперь следующее место, которое они взяли меня, было до моря,
На борту великий военный корабль, связанный нами,
Три палочки в середине, все повесили с отличным листом
Уверен, что она гуляла по воде без ног.
Мы достигли Балаклавы все безопасно и все звучат,
И влажный уставший и утомленный мы лежили на земле.
На следующее утро на рассвете Буглер позвонил,
И подал нам завтрак порошка и мяч.
Теперь мы боролись с ними в Алма, как жены и ее человек
Но рошцы они заложили нас вдоль ревала.
Хотя масштабирование веселья меша потеряла глаз
И великая русская пуля убежала со мной бедро.
Тогда хирург поднимается, и он скоро останавливает кровь,
И он дал мне эллигантную ногу из дерева;
И они дали мне пенсию Tenpence в день
Довольны шелью я трудолюбивную половину зарплаты.
Теперь это была история, которую сказал мой дедушка,
Когда он сидел за огнем, все увядшие и старые.
«Помни, - сказал он, - что ирландский бой хорошо,
Но русская артиллерия горячее ада. Смотрите также: | |
