Зажми мне рот чем-нибудь, ну же, давай, перекрой, выломай крик от гортани до сгиба сухого бедра, пусть и так не пропускает ни звука простоватый и грубый крой, розовый край моего капризного рта, вылей мой голос из позвоночника телефонной трубки, и чтобы не спрашивали обо мне потом – притворись глухим, в темноте подъезда не успевшие обнять руки, пропущенные мимо вызовы, не случившиеся стихи, раскатистое эхо над сутулыми городскими барами, дотрагиваюсь и чувствую пульс железной щеки трамвая, ну, привет. я раньше не писала для тебя писем, когда еще просыпалась улыбающаяся, живая, сложным людям,по-моему,очень нужны простые и все банальное – не раз написанное на бордюре, поребрике, парапете – типа пить из одной чашки,раздеваться медленно,постранично,писать свое имя на твоей сигарете – и не тлеть,понимаешь,не оставаться без электричества.без денег,без смысла шатаясь в минус тринадцать, стать впадинкой легких твоих, выемкой неба и хотеть остаться,хотеть остаться, а потом посреди изувеченной каблуками улицы, посреди по-нежному заплаканного лица останавливаешься поправить волосы и сквозь зубы решаешь жить до конца
октября, и после вроде ровно и хорошо. Утро. Лекция.
А в голове ты приставляешь ладонь к моему мягкому рту,
еще звонишь и еще пытаешься обещать
не растягиваться на полшва по всему животу.
в этом городе, сколько бы ни было тысяч лиц, переулков под горло, названий газет и толкнувших плеч,«Ты» надрывает облезлое сердце страниц, а мама все просит и просит себя беречь, а я так же не слышу сквозь осень, входя с обесцвеченными плечами, выстилая, стылая, худенькая, головной болью себе виски, смеюсь и смотрю в глаза, считаю, сколько там, чтобы не откачали… лежу, раздетая детски так, развороченная на куски, прокусываю – и половодье, запрокидываю голову, как будто меня еще кто-нибудь сможет услышать. И это уже ноябрь. И это уже девятнадцатый. Девятнадцатый. Холёный, крашеный в блонд, разлюбивший.и вообще, давай же, ладонью к самому рту, или до автово будет слышно тупую грусть, мою алкогольно-вульгарную, тяжеленную пустоту, которую потом кто-то в плеер и наизусть. Pinch my mouth with something , come on, come on, reshaping , broke down the cry from the pharynx to the fold dry thighs , though so do not miss a sound rustic and rough cut, pink edge of my whimsical mouth, pour out my voice from the spine of the handset , and not to ask me then - pretend deaf in the dark porch did not have time to hug your hands , missed calls by not occurred poems , hunched over a rolling echo urban bars, I touch and feel the pulse of iron cheeks tram , well , hello . I have not written to you letters , even when woke up smiling , lively, sophisticated people , in my opinion , is very simple and need all the banal - not just written on the curb , curbs , parapet - such as drinking from the same cup , undress slowly , page by page , write your name on your cigarette - and not smolder , you know , do not stay without elektrichestva.bez money without meaning staggering minus thirteen , become hollow light thy recess of the sky and want to stay , want to stay , and then in the midst of mutilated heels street , in the middle in a gentle tear-stained face you stop to fix his teeth and hair decides to live up to the end
October and after a bit of a smooth and good. Morning. Lecture.
And mind you puts his hand to my mouth soft ,
still calling and still trying to promise
not stretch to polshva around the abdomen .
in this town, no matter how many thousands of persons , lanes under the throat , the names of newspapers and hustled his shoulders, "You" bursting heart shabby pages , and my mother all the requests and requests to take care of myself , and I just can not hear through the fall , coming from discolored shoulders , paving , Icy , thin, headache himself a whiskey , laughing and looking into his eyes , I think , how many are there , not to pumped ... I lay, naked child so mangled to pieces , bite through - and floods , throws his head back , as if I was still someone will be able to hear. And it's already November . And this is the nineteenth . Nineteenth . Holёny , dyed in blond , razlyubivshiy.i in general, come on, a hand to his mouth himself , or to be heard Avtovo dull sadness, my alcoholic and vulgar , the heavy emptiness then someone in the player memory. Смотрите также: | |
