Стекло держалось молодцом, атаку сдерживая стойко,
Хотя настолько оказалось тонким,
Что от четвертого удара о бетон раздался тихий звон
Об пол ударивших осколков.
\"Мой ход\" - с дрожащих губ слетела колкость,
Железный зуб глядел из щелки.
До этого всё молча. Одно пугало только -
Взгляд волка, покинувшего стаю волчью.
Поэтому никто не лез. Похоже очень долго
Старик готовился к отдаче долга.
На лицах явный интерес и перевес
Не в пользу старика отнюдь.
Совсем другого толка.
\"Рехнулся на закате лет, часы-то золотые,
Похоже даже не двадцатый век\" - сказал малец,
Который вовремя пролез и взял отломанную крышку
С гравировкой в старом стиле.
Старик же время не терял. Он аккуратно
Пальцами загнул конец секундной стрелки.
Последний круг по глянцевой тарелке
Минутная ей помешала завершить.
Он это ждал. С размаху в стену:
Шестеренки, колесики, пружинки
Смешались с грязью, разлетаясь.
От отвратительности неожиданной картинки
У наблюдателей мурашки пробежали.
Он прежде нас не замечал, а тут смутился.
Было видно, ему неловко, даже стыдно.
Нагнулся, резную тросточку поднял
И прочь заковылял. От нас подальше очевидно.
Девица ринулась вперед и темно-желтый корпус
Исчез под мехом ее шубки.
Сейчас таким везет. Наверное, далеко пойдет.
Идет же век пронырливых ублюдков.
Все дальше по своим делам. Мы догоняем деда
Узнать причину этого поступка.
Молчание, оценка по глазам, и выливает все,
Что чьим-либо ушам считалось недоступным.>
По тем годам такую жизнь в Союзе позволял не каждый.
Доил на картах Сочи, Ялту, Анапу. В общем, регион тот пляжный.
Зимой с продажными девицами в Москве кутил вальяжно.
Бандитов не боялся, легавых и подавно.
Немногие могли с ним говорить на равных.
Два срока отмотал исправно
И репутацией заслуженной своей гордился явно.
Но вот однажды проигрался, причем по полной.
<На лбу морщины старика образовали волны,
Задумался, наверное, что-то вспомнил.
И несколько секунд куда-то вдаль смотрел безмолвно.>
Одни часы, отцовское наследство,
Сменять такую память на хрусты мешало сердце
Оставил и зарекся, нету места отныне в его жизни картам.
Но видно от судьбы не деться.
Власть перестала быть Советской и это в 60,
Когда менять что-либо уже поздно.
Гадая по кремлевским звездам, пытался он понять
Надолго ли и почему так резко?
<Ему и прежняя мила. Трудился, отдыхал.
17 сыну, 10 дочке.
Сумел таки создать с нуля о чем бессонной ночью
Не раз ему мечталось в одиночке.>
Скопил прилично, сына поддержал,
Когда в кровинушке нашлась коммерческая жила.
А тот влетел в открытый криминал,
Да так, что засиял ему проект бессрочной перспективы.
<Продали все, собрали сумму, вопрос уладили бесшумно.
Прошел по делу полоумным, в больнице сделали все умно.
Бумажной смертью умер, кремация, пустая урна.>
И вот иде Glass kept a stiff upper lip, biting attack with firmness,
Although it turned out so thin,
That the fourth hit the concrete there was a soft chime
Hit the floor debris.
\ & Quot; My turn \ & quot; - With trembling lips flew taunt,
Iron tooth looked from slits.
Prior to that, all in silence. Only one bogey -
Look wolf, wolf left the pack.
Therefore, no one climb. It seems a very long time
The old man was preparing to surrender the debt.
On the faces of obvious interest and advantage
Not in favor of the old man did.
A very different kind.
\ & Quot; crazy at sunset years, a gold watch,
It seems not even the twentieth century \ & quot; - Said the lad,
That time slipped and took the lid broken off
With engraved in the old style.
The old man did not lose time. He carefully
Fingers bent end of the second hand.
Last glossy circle on a plate
Minute stop her finish.
He is waiting. On the scale the wall:
Gears, wheels, springs
Mixed with mud, flying away.
Pictures from nasty surprise
Observers shivers run.
He first we did not notice, and then embarrassed.
It was obvious he was embarrassed, even ashamed.
Bent down, picked up a carved walking stick
And hobbled away. Away from us is obvious.
Maid rushed forward and dark yellow body
Disappeared under her fur coat.
Now so lucky. Probably will go far.
Is the same age nosy bastards.
All on about their business. We catch up with his grandfather
To know the reason of this act.
Silence, evaluation on the eyes, and pours all
That anyone's ears is considered unreachable. & Gt;
For the years that life in the Soviet Union allowed not everyone.
Doyle on the map of Sochi, Yalta, Anapa. In general, the region of the beach.
Winter with corrupt girls in Moscow revelers impressively.
Not afraid of bandits, cops and even more so.
Few could talk to him as an equal.
Two terms rewind properly
And a well-deserved reputation for its proud explicitly.
But once lost, and to the fullest.
& Lt; wrinkles on his forehead old formed waves
Thought probably remembered something.
And a few seconds into the distance watching silently. & Gt;
One clock, paternal inheritance,
Replace a memory crunches hurt heart
And sworn never left, there is no place in his life from now on the cards.
But it is clear from the fate not escape.
Soviet power has ceased to be, and it is 60,
When to change anything it's too late.
Wondering at the Kremlin stars, he tried to understand
For how long and why so suddenly?
& Lt; He and the first sweet. Worked, rested.
17 son 10 daughter.
Still managed to create from scratch what sleepless night
More than once he dreamed in solitary confinement. & Gt;
Amassed a decent son supported,
When krovinushku found a commercial vein.
And he flew into the open crime,
So much so that it shone project indefinite future.
& Lt; sold all collected amount, the question settled quietly.
Passed on the case madman in the hospital did everything wisely.
Paper death died, cremation, empty urn. & Gt;
And Ida Смотрите также: | |
