Саврасов. Грачи прилетели
Прилетели грачи, но печальна земля,
и у церкви кричит в небо вся их семья.
Здесь размытая ширь непроезжих полей,
ослабевшая жизнь почерневших ветвей,
и в затертом пальто я стою на снегу -
это лучшее, что я увидеть смогу.
Взгляд пристрастен и плох, век подходит к концу,
пусть другим судит Бог подобрать ей к лицу
не грачей на полях, а могущества взлет,
а такие, как я, не украсят ее,
а такие, как я, не продлят ее дни,
не отцы, не мужья, слава Богу, одни.
Остается без слов ослабевший мотив;
даже то ремесло, для которого жив,
и докучливый друг имя треплет мое,
да берет на испуг по ночам забытье,
и наследства изъян ждет в стекле на столе,
и такие, как я, не нужны на земле.
Прилетели грачи, но печальна земля,
и у церкви кричит в небо вся их семья.
Здесь размытая ширь непроезжих полей,
ослабевшая жизнь почерневших ветвей,
и в затертом пальто я стою на снегу -
это лучшее, что я увидеть смогу.
1984
Savrasov. The Rooks Have Arrived
Arrived rooks, but sad land,
and the church screaming into the sky their whole family.
There blurred impassable expanse of fields,
weakened life blackened branches,
and nipped coat I stand in the snow -
it is best that I can see.
Looking biased and bad century draws to a close,
Let others judge God choose her to face
Rooks are not in the fields, and the power take-off,
as such, I do not decorate it,
but such as I have not prolong her days,
not fathers, husbands are not, thank God, alone.
It remains without words weakened motive;
Even the craft for which alive
and bothersome one shakes my name,
Yes takes fright at night oblivion,
and inheritance waiting for the flaw in the glass on the table,
and like me, you do not need on the ground.
Arrived rooks, but sad land,
and the church screaming into the sky their whole family.
There blurred impassable expanse of fields,
weakened life blackened branches,
and nipped coat I stand in the snow -
it is best that I can see.
1984
