We don’t know who we are, we’re pieces of paper torn apart (torn apart) with this stench of truth so hideously hidden in the dark (but we’re so beautiful).
Peace within a single cell cost us all a life of someone we knew.
But we will never tell what we really felt because it’s all our hell.
We’ve made it all ourselves and we still believe what it tells, what it sells.
What it tells, what it sells.
We don’t know where we go.
We’ll end up in nowhere falling low with this agony in our own hearts looking to be free (‘cause we’ve been here alone).
We attack with guns and stones.
Do we know the cost of all these bones?
‘Cause we will never tell what we really felt because it’s all our hell.
We’ve made it all ourselves and we still believe what it tells, what it sells.
We’ve made it all to become so lone.
Мы не знаем, кто мы являемся, мы разорваны бумаги, разорванные друг от друга (разрываемся) с этим злобным истиной так ужасно скрытым в темноте (но мы такие красивые).
Мир в одной камере стоил нам всю жизнь кого-то, кого мы знали.
Но мы никогда не скажем, что мы действительно чувствовали, потому что это все наш ад.
Мы сделали всеми собой, и мы все еще верим, что он говорит, что он продает.
Что это говорит, что он продает.
Мы не знаем, куда мы идем.
Мы в конечном итоге не падаем с этой агонией в наших собственных сердцах, которые могут быть свободными (потому что мы были здесь одна).
Мы нападаем на оружие и камни.
Знаем ли мы стоимость всех этих костей?
Потому что мы никогда не скажем то, что мы действительно чувствовали, потому что это все наш ад.
Мы сделали всеми собой, и мы все еще верим, что он говорит, что он продает.
Мы сделали все это, чтобы стать так одиноким.
