Ей было двенадцать, тринадцать-ему,
Им дружить всегда,
Но люди понять не могли , почему
Такая у них вражда.
Он звал её "бомбою" и весною
Обстреливал снегом талым
Она в ответ его "сатаной"
"Скелетом" и "зубоскалом".
Когда он стекло мячом разбивал
Она его уличала,
А он ей на косы жуков сожал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было-пятнадцать, шестнадцать-ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
ОН ей не сосед, а враг.
Он "бомбой" её по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится:"У, сатана!
Как я тебя ненавижу!"
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет шепнёт за столом:
"Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашён!"
И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
"Конечно!Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги!"
Ей-девятнадцать.Двадцать-ему.
Они студенты уже,
Но тот же холод на их этаже
Недругам мир ни к чему.
Теперь он "бомбой" её незвал,
Не корчил, как в детстве , рожи,
А"тётей Химией" величал
И"тётей Колбою" тоже
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла.
И так же сердилась:"У, сатана!"
И так же его призерала.
Был вечер, и пахло в садах весной
Дрожала звезда , мигая...
Шёл паренёк с девчонкой одной,
Домой её провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он её проважал.
Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возврощался назад
И вдруг возле дома:"Стой, сатана!
Стой, тебе говорят!
Всё ясно, всё ясно!Так вот ты какой?
Значит , встречаешься с ней?
С какой-то фитюлькой, пустой, дряной!
Не смей!Ты слышишь!Не смей!
Даже не спрашивай почему!"-
Сердито шагула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
"Мой!Не отдам , неотдам никому!
Как я тебя ненавижу!" She was twelve, thirteen-him,
They are always friends
But people could not understand why
Such an enmity.
He called her "bomb" and spring
Shelled snow talm
She is in response to his "Satan"
"Skeleton" and "Zubel".
When he broke the glass with the ball
She streets him
And he regained her on the braids of Zhukov,
I felt frogs and laughed,
When she spoiled.
She was fifteen, sixteen to him
But he did not change in any way.
And everyone already knew for a long time why
He is not a neighbor, but the enemy.
He "bomb" is still called
Round ridiculous tremors.
And only the snow no longer
And wildly did not pierce rye.
Sometimes it comes out of the entrance
Habitally looks to the roof,
Where the whistle where the tourmans are spinning a wave,
And even wrinkles: "U, Satan!
How I hate you! "
And if the holiday comes to the house,
She does not, no whisper at the table:
"Oh, how nice it is right, that he
Not invited to visit us! "
And mom, putting the pies on the table,
Speaking his daughter:
"Of course! After all, we invite friends,
Why do we need your enemies! "
She is nineteen. Today, he.
They are already students
But the same cold on their floor
Needless people to anything.
Now he is "bomb" shelred her
Not picked up as in childhood, faces,
And "aunt chemistry" Male
And "aunt colos" too
She is an angry with his full,
Habits did not change.
And also angry: "U, Satan!"
And also seized him.
Was evening, and smelled in the garden in the spring
Star trembled, blinking ...
She went a guy with a girl alone
Her home is accomplished.
He was not even familiar with her almost,
Just noisy carnival
Just it was on the way
Girl was afraid of home to go
And he failed her.
Then, when Moon rose at midnight,
Whistling, united back
And suddenly near the house: "Stop, Satan!
Stop, tell you!
Everything is clear, everything is clear! So what are you?
So, do you meet with her?
With some kind of phytulka, empty, rubbish!
Do not dare! You hear! Do not dare!
Do not even ask why! "-
Angrily Shagula closer
And suddenly, the crying, pressed to him:
"My! I will not give, I do not give anything to anyone!
How I hate you! " | |
