Мы связаны, Агнешка, давно одной судьбою.
В прощеньи и в прощанье, и в смехе и в слезах.
Когда трубач над Краковом возносится с трубою,
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И смотрят наши сестры, как Ярославна, вслед,
Когда под скрип гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
Прошу у Вас прошенья за раннее прощанье,
За долгое молчанье, за поздние слова...
Нам время подарило большие обещанья;
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
( Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода.
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
Нас обделила с детства иронией природа.
Есть высшая свобода, и мы идем за ней.
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно.
Любовь его бессмертна, сигнал тревоги чист.
Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена.
И чья-то радиола наигрывает твист.
We are connected, Agniesheka, for a long time one fate.
In forgivers and in a farewell, and in a laugh and in tears.
When the trumpeter over Krakow is asked with a pipe
I grab about a saber with hope in my eyes.
Lost suits sit on us decently,
And watch our sisters like Yaroslavna, following
When, under the creaking harmonics, we are used to
Fight for freedom in its seventeen years.
I ask you at your early farewell,
For a long silence, for late words ...
Time prevented us a big promise;
From them we, Agneshka, spin the head.
(Freedom beat dishes, not to sleep all night freedom.
Freedom to choose a train and despise horses.
We were delivered from childhood irony nature.
There is the highest freedom, and we go beyond her.
Over Krakow killed trumpets the pipe is permanently.
Love him is immortal, the alarm is clean.
We are schoolchildren, agneshka, and soon change.
And whose radiol is playing a twist.
