Баллада о пятом прокураторе Иудеи Понтии Пилате.
Борис Георгиевский
Лунная радуга с блестками сурика...
Вязкою патокой стелятся сумерки...
С рожей хмельной, сумасшедшая, грязная
В крике слюной брызжет ночь пустоглазая.
Он один.
На мозаичных плитах
горбит плечи сутулая тень.
Он один,
и щекою небритой
льнет к холодному мрамору стен.
Разорвав в иступлении ворот,
Бесконечной тоскою томим,
Смотрит вниз он на дремлющий город,
Богом проклятый Иршалаим.
Пыльные тени сипят за колоннами,
Пенится темень горячими волнами,
Бьется о камни кровавый прибой,
Где же ты, где же ты, Марк Крысобой!?
Тишина оглушительно воет,
Пульс виски, издеваясь, крошит,
Он один, он измучен, он болен,
Он изломан, растерзан, разбит...
Вот опять, все смешалось, поплыло,
В спину буд-то уткнулись ножи...
Что с тобой, сын божественной Пилы,
Что с тобой, отчего ты дрожишь?
Но кто же знал, что не вечен Рим,
Не вечны Цезарь и те, кто за ним,
Триумфы не вечны и катастрофы,
А вечен лишь липкий кошмар Голгофы?
Он один. В глубине колоннады,
Завернувшись в трепещущий мрак,
Обжигая удушливым смрадом
Хрипло дышит, оскалившись, страх.
И повсюду, до боли знакомый,
Глаз безумных немысленный взгляд...
Что с тобою, прославленный воин?
Ты, похоже, ошибся, Пилат!
Но нету, и это известно давно,
Преступнее веры, чем вера в добро,
Преступнее веры, чем вера в прощенье,
В любовь, милосердие и воскресенье...
Тихо-то как, тихо-то как... Господи!...
Тяжесть, свинцовая тяжесть, сползает с век...
Чашу вина наливает Пилат гостю,
Крошит задумчиво длинными пальцами хлеб...
Тихо-то как, тихо!... И пахнет мятою...
Молча встает, за собой его манит гость...
Шаг... Под ногами струится сиянье мятое,
Вьется дорожкою лунного света горсть...
Только опять, разрывая грудь,
Рвется наружу звериный стон.
Только кончается лунный путь,
Там, где кончается этот сон!!!
В нишах шипят ядовитые змеи,
Волны бросаются с ревом на мол,
И прокуратор хмельной Иудеи
Падает с воем на мраморный пол!... The ballad about the fifth procurator of Judea, Pontius Pilate.
Boris Georgievsky
Lunar rainbow with sequins of red lead ...
Twilight spreads like viscous molasses ...
With a heady face, crazy, dirty
The empty-eyed night splashes saliva in a scream.
He is alone.
On mosaic tiles
hunched shadow hunches shoulders.
He is alone
and unshaven cheek
clings to cold marble walls.
Breaking open the gates
We languish with endless longing,
He looks down at the dormant city,
God damned Irshalaim.
Dusty shadows hiss behind the pillars
The darkness foams with hot waves
The bloody surf beats against the stones,
Where are you, where are you, Mark Ratslayer !?
Silence howls deafeningly
The pulse of whiskey, mocking, crumbles,
He is alone, he is jaded, he is sick,
It is broken, torn to pieces, broken ...
Here again, everything is confused, floated,
Knives were buried in the back ...
What's with you, son of the divine Saw,
What's wrong with you, why are you trembling?
But who knew that Rome was not eternal,
Caesar and those behind him are not eternal,
Triumphs are not eternal and disasters
And only the sticky nightmare of Calvary is eternal?
He is alone. Deep in the colonnade
Wrapped in a quivering gloom
Burning with a suffocating stench
Breathes hoarsely, grinning, fear.
And everywhere, painfully familiar,
The eye of the insane is an unthinkable look ...
What's the matter with you, illustrious warrior?
You seem to be mistaken, Pilate!
But no, and this has been known for a long time,
More criminal than faith than faith in good,
More criminal than faith than faith in forgiveness
To love, mercy and Sunday ...
How quietly, how quietly ... Lord! ...
The heaviness, the leaden weight, slips away from the eyelids ...
Pilate pours a cup of wine to the guest,
She crumbles bread with her long fingers ...
Quiet, how quiet! ... And it smells like mint ...
Silently he gets up, a guest beckons him ...
Step ... crumpled radiance streams under your feet,
A handful is twisting like a path of moonlight ...
Only again, tearing the chest,
An animal groan breaks out.
Only the lunar path ends
Where this dream ends !!!
Poisonous snakes hiss in niches,
The waves roar at the pier
And the procurator of intoxicated Judea
Falling howling to the marble floor! ... | |
