Вы знаете, мама была очень против. Вы ведь, наверное, уже поняли, он же блаженный. Над ним вся округа смеялась. А он растяпа был, жалкий такой... А мама говорила: он же сталкер, он же с-смертник, он же вечный арестант! И дети. Вспомни, какие дети бывают у сталкеров... А я... Я даже... Я даже и не спорила... Я и сама про все это знала: и что смертник, и что вечный арестант, и про детей... А только что я могла сделать? Я уверена была, что с ним мне будет хорошо. Я знала, что и горя будет много, но только уж лучше горькое счастье, чем... серая унылая жизнь. (Всхлипывает, улыбается.) А может быть, я все это потом придумала. А тогда он просто подошел ко мне и сказал: "Пойдем со мной", и я пошла. И никогда потом не жалела. Никогда. И горя было много, и страшно было, и стыдно было. Но я никогда не жалела и никогда никому не завидовала. Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было, хуже было бы. Потому что тогда и... счастья бы тоже не было, и не было бы надежды. Вот.
You know, my mother was very much against. You've probably already realized, he is blessed. Above him was laughing the whole district. And he was a bungler, so pathetic ... And my mother said, he's a stalker, who is also with the bomber, he is an eternal prisoner! And the children. Remember what children are stalkers ... I ... I do ... I do not argue ... I myself knew about all this: and that suicide and that an eternal prisoner, and about the children .. . And the only thing I could do? I was sure that with him I will be fine. I knew that would be a lot of grief, but it is better a bitter happiness than ... a gray dull life. (Sobbing, smiling.) And maybe I came up with it later. And then it just came to me and said: & quot; Come with me & quot ;, and I went. And I do not regret later. Never. And it was a lot of grief, and it was terrible, and it was a shame. But I never regretted and never envied anyone. Just such a fate, such a life, we are. And if there was no sorrow in our lives, it would be better if there was, it would be worse. Because then ... and happiness would not have been, and there would be no hope. Here.
