Ветреный летний день.
Прижавшееся к стене
дерево и его тень.
И тень интересней мне.
Тропа, получив плетей,
убегает к пруду.
Я смотрю на детей,
бегающих в саду.
Свирепость их резвых игр,
их безутешный плач
смутили б грядущий мир,
если бы он был зряч.
Но порок слепоты
время приобрело
в результате лапты,
в которую нам везло.
Остеклёнелый кирпич
царапает голубой
купол как паралич
нашей мечты собой
пространство одушевить;
внешность этих громад
может вас пришибить,
мозгу поставить мат.
Новый пчелиный рой
эти улья займёт,
производя живой,
электрический мёд.
Дети вытеснят нас
в пригородные сады
памяти - тешить глаз
формами пустоты.
Природа научит их
тому, что сама в нужде
зазубрила, как стих:
времени и т. д.
Они снабдят цифру "100"
завитками плюща,
если не вечность, то
постоянство ища.
Ежедневная ложь
и жужжание мух
будут им невтерпёж,
но разовьют их слух.
Зуб отличит им медь
от серебра. Листва
их научит шуметь
голосом большинства.
После нас - не потоп,
где довольно весла,
но наважденье толп,
множественного числа.
Пусть торжество икры
над рыбой ещё не грех,
но ангелы - не комары,
и их не хватит на всех.
Ветреный летний день.
Запахи нечистот
затмевают сирень.
Брюзжа, я брюзжу как тот,
кому застать повезло
уходящий во тьму
мир, где, делая зло,
мы знали ещё - кому.
Ветреный летний день.
Сад. Отдаленный рёв
полицейских сирен,
как грядущее слов.
Птицы клюют из урн
мусор взамен пшена.
Голова, как Сатурн,
болью окружена.
Чем искреннее певец,
тем всё реже, увы,
давешний бубенец
вибрирует от любви.
Пробовавшая огонь,
трогавшая топор,
сильно вспотев, ладонь
не потреплет вихор.
Это - не страх ножа
или новых тенет,
но того рубежа,
за каковым нас нет.
Так способен Луны
снимок насторожить:
жизнь как меру длины
не к чему приложить.
Тысячелетье и век
сами идут к концу,
чтоб никто не прибег
к бомбе или к свинцу.
Дело столь многих рук
гибнет не от меча,
но от дешевых брюк,
скинутых сгоряча.
Будущее черно,
но от людей, а не
оттого, что оно
чёрным кажется мне.
Как бы беря взаймы,
дети уже сейчас
видят не то, что мы;
безусловно не нас.
Взор их неуловим.
Жилистый сорванец,
уличный херувим,
впившийся в леденец,
из рогатки в саду
целясь по воробью,
не думает - "попаду",
но убежден - "убью".
Всякая зоркость суть
знак сиротства вещей,
не получивших грудь.
Апофеоз прыщей
вооружен зрачком,
вписываясь в чей круг,
видимый мир - ничком
и стоймя - близорук.
Данный эффект - порок
только пространства, впрок
не запасшего клок.
Так глядит в потолок
падающий в кровать;
либо - лишенный сна -
он же, чего скрывать,
забирается на.
Эта песнь без конца
есть результат родства,
серенада отца,
ария меньшинства,
петая сумме тел,
в просторечьи - толпе,
наводнившей партер
под занавес и т. п.
Ветреный летний день.
Детская беготня.
Дерево и его тень,
упавшая на меня.
Рваные хлопья туч.
Звонкий от оплеух
пруд. И отвесный луч
- как липучка для мух.
Впитывая свой сок,
пачкая куст, тетрадь,
множась, точно песок,
в который легко играть,
дети смотрят в ту даль,
куда, точно грош в горсти,
зеркало, что Стендаль
брал с собой, не внести.
Наши развив черты,
ухватки и голоса
(знак большой нищеты
природы на чудеса),
выпятив челюсть, зоб,
дети их исказят
собственной злостью - чтоб
не отступить назад.
Так двигаются вперёд,
за горизонт, за грань.
Так, продолжая род,
предаёт себя ткань.
Так, подмешавши дробь
в ноль, в лейкоциты - грязь,
предаёт себя кровь,
свертыванья страшась.
В этом и есть, видать,
роль материи во
времени - передать
всё во власть ничего,
чтоб заселить верто- Windy summer day.
Pressed against the wall
tree and its shadow.
And the shadow is more interesting to me.
The trail, having received lashes,
runs away to the pond.
I look at children
running around in the garden.
The ferocity of their playful games
their inconsolable cry
confused the world to come,
if he could see.
But the vice of blindness
time has taken
as a result of rounders,
in which we were lucky.
Glazed brick
scratches blue
dome like paralysis
our dreams are ourselves
animate space;
the appearance of these masses
can knock you down,
put a checkmate on the brain.
New bee swarm
these hives will take
producing alive,
electric honey.
Children will drive us out
to suburban gardens
memory - please the eye
forms of emptiness.
Nature will teach them
that she herself is in need
chipped in like a verse:
time, etc.
They will supply the number "100"
curls of ivy
if not eternity, then
seeking constancy.
Daily lies
and the buzzing of flies
they will be unbearable,
but will develop their hearing.
The tooth will tell them copper
from silver. Foliage
teach them to make noise
the voice of the majority.
After us - not a flood,
where the paddles are enough,
but the obsession of the crowds
plural.
May the triumph of caviar
it's not a sin over the fish,
but angels are not mosquitoes
and they won't be enough for everyone.
Windy summer day.
Smells of sewage
overshadowed by lilacs.
Grumbling, I grumbling like the one
who is lucky
going into darkness
a world where, doing evil,
we also knew who.
Windy summer day.
Garden. Distant roar
police sirens
as the future of words.
Birds peck from urns
garbage instead of millet.
Head like Saturn
surrounded by pain.
The more sincere the singer
the less often, alas,
old bell
vibrates with love.
Tasted fire
touching an ax
sweating heavily, palm
the whirlwind will not stir.
This is not the fear of the knife
or new snares,
but that milestone
beyond which we are not.
So capable of the moon
snapshot alert:
life as a measure of length
nothing to attach to.
Millennium and century
themselves are coming to an end
so no one comes running
to the bomb or to the lead.
The work of so many hands
does not die by the sword,
but from cheap trousers,
thrown off in the heat of the moment.
The future is black
but from people, not
because it
it seems black to me.
As if borrowing,
children now
they see not what we are;
certainly not us.
Their gaze is elusive.
Wiry tomboy
street cherub,
dug into lollipop
slingshot in the garden
aiming for a sparrow,
does not think - "I will get",
but I am convinced - "I will kill".
All vigilance is the essence
sign of orphanhood of things,
who did not receive breasts.
The apotheosis of acne
armed with a pupil,
fitting into whose circle
the visible world - prone
and upright - myopic.
This effect is a vice
only spaces for future use
not stocked a shred.
So looks at the ceiling
falling into bed;
or - sleep deprived -
he, what to hide,
is picked up on.
This song is endless
there is a result of kinship,
father's serenade,
minority aria,
the sum of bodies
in common parlance - the crowd,
flooded parterre
under the curtain, etc.
Windy summer day.
Children's running around.
The tree and its shadow
falling on me.
Torn flakes of clouds.
Voiced from slaps
pond. And a sheer beam
- like Velcro for flies.
Soaking up your juice
dirty bush, notebook,
multiplying like sand,
easy to play
children look into the distance
where, like a penny in a handful,
mirror that Stendhal
I took it with me, did not bring it in.
Our developing features
grips and voices
(sign of great poverty
nature for miracles),
protruding jaw, goiter,
children will distort them
own anger - so that
do not step back.
So they move forward
beyond the horizon, beyond.
So, continuing the race,
the fabric betrays itself.
So, mixing the fraction
to zero, to leukocytes - dirt,
betrays himself blood
coagulation fearing.
This is, you see,
the role of matter in
time - pass
everything is in the power of nothing,
to populate the verto- Смотрите также: | |
