Колокола Василия Блаженного
В этой комнате, призрачно-темной,
побывала волшебная птица.
С той поры, каждой ночью бессонной,
голос птицы мне в сердце стучится.
И стихают вселенские битвы,
марсианские спят колесницы.
Ни одной я не знаю молитвы,
но я просто обязан молиться.
В этой комнате, призрачно-сонной,
на пятнадцать квадратов по флагу.
Я пером этой птицы огромной
заставляю глаголить бумагу.
Ухнет колоколом колокольня:
Бубенцы ему вторят бойко:
- Били. Били нас. Больно! Больно!
- Горько! Горько!
В этой комнате призраком века
заседают посланцы Батыя.
На иконе . душевный калека,
а на паперти стонут пятые.
Бьют из кранов болотные воды,
телевизор бахвалится магом .
У корыта скандалят народы,
и гитара плывет саркофагом.
В этой комнате, призрачно-темной,
я кормлю эту птицу не хлебом,-
Своей кровью и плотью греховной
Но за это - беседую с небом.
Пусть острее отточенной бритвы
боль России мне в сердце вонзится.
Ни одной я не знаю молитвы,
но я просто обязан молиться!
1990
The bells of St. Basil
In this room, ghostly dark,
I visited a magic bird.
Since then, every sleepless night,
voice of a bird in my heart knocks.
And subside universal battle
Martian sleep chariots.
No one, I do not know the prayer,
but I just have to pray.
In this room, ghostly sleepy
fifteen squares flag.
I pen this huge bird
I am forcing verb paper.
Uhnet bell bell tower:
Bells echoed him briskly:
- Billy. They beat us. It hurts! It hurts!
- Bitter! Kiss!
In this room, the ghost of the century
sit envoys Batu.
On the icon. spiritual cripple,
and the porch groaning fifth.
Bute from the taps swamp water
TV boasts of a magician.
At trough scandals nations
and guitar floating sarcophagus.
In this room, ghostly dark,
I feed this bird is not bread -
His blood and flesh sinful
But for this - I talk to the sky.
Let sharpened razor
Russia pain pierce my heart.
No one, I do not know the prayer,
but I just have to pray!
1990
