Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.
Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.
Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.
Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.
Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?
А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.
Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.
Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну обоссать
Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём. Not everyone knows how to sing,
Not everyone is given an apple
Falling to the stranger's feet.
This is the greatest confession,
Who profess a bully.
I purposely go nechёsanym,
With a head like a kerosene lamp, on his shoulders.
Your souls leafless autumn
I like to cover in the dark.
I like it when stones battle
Flying in me, burp as hail storms,
I just stronger then shake hands
After swinging my hair bubble.
So well then I remember
Overgrown pond and hoarse ringing alder,
That somewhere in my living father and mother,
Who do not care for all of my poems,
Which road I like the field, and as flesh,
As the rain that spring loosens green.
They would come to forks to stab you
For every cry of your thrown at me.
Poor, poor peasants!
You probably have become ugly,
Just afraid of God and the marsh's interior.
Oh, if only you knew
What is your son in Russian
The best poet!
You only weapon for the life of his heart not indeveli,
When he bare feet in puddles autumn dipping?
And now he walks in the cylinder
And patent leather shoes.
But it lives in the same enthusiasm vpravki
Village bully.
Each cow with a butcher's shop signs
He bows from afar.
And, meeting with cabbies in the square,
Remembering the smell of manure from their native fields,
He is ready to carry the tail of each horse,
As a wedding dress train.
I love their homeland.
I love home!
Though there is sadness in her wicker rusht.
I am pleased pigs stained muzzle
And in the silence of the night ringing voice of toads.
I gently sick remembering childhood,
April night I dream Khmara and feed.
As if to squat warm up
He sat down in front of our fire maple dawn.
Oh, how I it eggs from nests of crows,
Clambering on twigs, stealing!
All the same, he is my only weapon now, with the tip of the green?
Still only weapon strong his bark?
But you, beloved,
Faithful skewbald dog ?!
From old age you become blind vizgliv
And wander around the yard, dragging tail sagged,
Forgetting flair, where the doors and where the barn.
Oh, how dear to me all the mischief,
When a mother pulling a loaf of bread,
Kusali we're on it once,
Not a bit of each other not to bury.
I'm still the same.
My heart's still the same.
As cornflowers in the rye, blooming in the person's eyes.
Stelea poems zlachёnye matting,
I want to tell you the tender.
Goodnight!
To all of you good night!
Has rung on grass dusk dawn Spit ...
Today I would like to very
Out the window the moon piss
Blue light, so blue!
In this blue even die I am not sorry.
Well so what, that I seem cynical,
Trailers for the ass flashlight!
Good old, jaded Pegasus
Eh I need your soft trot?
I came as a harsh master,
Sung and glorify rats.
Baska my like August
Pours turbulent hair wine.
I want to be a yellow sail
In that country, where we sail. | |
