Дорогой, добрый папенька!
Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты, папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец: покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери.
Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот...
Папенька, мне сегодня исполнилось 13 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь — у меня отбили легкие.
А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 11 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость большой!» Играл патефон, подруги поздравляли меня с днем рождения, и мы пели нашу любимую пионерскую песню...
А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало — платье рваное, в лоскутках, номер на шее, как у преступницы, сама худая, как скелет,— и соленые слезы текут из глаз. Что толку, что мне исполнилось 13 лет. Я никому не нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками. Каждый день их уводят и убивают.
Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у него прачкой, стираю белье, мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с хозяйскими свиньями. Так приказал барон.
Живу я в дровяном сарае: в комнату мне входить нельзя. Один раз горничная полька Юзефа дала мне кусочек хлеба, а хозяйка увидела и долго била Юзефу плеткой по голове и спине.
Два раза я убегала от хозяев, но меня находил их дворник. Тогда сам барон срывал с меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и бросали в подвал.
Сегодня я узнала новость: Юзефа сказала, что господа уезжают в Германию с большой партией невольников. Теперь они берут и меня с собою. Нет, я не поеду в эту трижды всеми проклятую Германию! Я решила лучше умереть на родной сторонушке, чем быть втоптанной в проклятую немецкую землю. Только смерть спасет меня от жестокого битья.
Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!...
Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать.
Твоя дочь Катя Сусанина...
Мое сердце верит: письмо дойдет.
Dear, good daddy!
I am writing you a letter from German captivity. When you, daddy, will read this letter, I will not be alive. And my request to you, father: punish the German bloodsuckers. This is the testament of your dying daughter.
A few words about mother. When you return, don’t look for mom. The Germans shot her. When they inquired about you, the officer beat her in the face with a whip. Mom could not stand it and proudly said: “You will not frighten me with a whipping. I’m sure that your husband will come back and throw you, vile invaders, out of here. ” And the officer shot mom in the mouth ...
Daddy, I turned 13 today, and if you had met me now, you would not have recognized your daughter. I became very thin, my eyes sagged, my pigtails were cut off baldly, my hands were dry, they looked like a rake. When I cough, blood flows from my mouth - my lungs were seized.
Do you remember, dad, two years ago, when I turned 11? What good were my name day! You told me, papa, then: “Grow up, little daughter, great joy!” I played a gramophone, my friends congratulated me on my birthday, and we sang our favorite pioneer song ...
And now, dad, as I look at myself in the mirror - a tattered dress, in shreds, a number on the neck, like a criminal, herself skinny like a skeleton - and salty tears flow from my eyes. What good is it that I turned 13 years old. Nobody needs me. Here, many people do not need anyone. Hungry, hunted by shepherds roam. Every day they are taken away and killed.
Yes, dad, and I’m a slave to the German baron, I work as his laundress, wash clothes, and wash my floors. I work a lot, and I eat twice a day in the trough with the host pigs. So the baron ordered.
I live in a woodshed: I can’t enter the room. Once, a Polish maid, Jozef, gave me a piece of bread, and the hostess saw and beat Jozef with a whip on the head and back for a long time.
Twice I ran away from the owners, but their janitor found me. Then the baron himself tore off my dress and kicked me. I was passing out. Then they poured a bucket of water on me and threw it into the basement.
Today I found out the news: Jozef said that the gentlemen are leaving for Germany with a large batch of slaves. Now they take me with them. No, I won’t go to this thrice-damned Germany! I decided it was better to die on my own side than to be trampled into the damned German land. Only death will save me from cruel beating.
I don’t want to suffer the slave from the damned, cruel Germans who did not let me live! ...
Will, papa: avenge mom and me. Goodbye, good daddy, I'm going to die.
Your daughter Katya Susanina ...
My heart believes: the letter will reach. | |
