Иду
в аду.
Дороги -
в берлоги,
топи, ущелья
мзды, отмщенья.
Врыты в трясины
по шеи в терцинах,
губы резинно раздвинув,
одни умирают от жажды,
кровью опившись однажды.
Ужасны порезы, раны, увечья,
в трещинах жижица человечья.
Кричат, окалечась, увечные тени:
уймите, зажмите нам кровотеченье,
мы тонем, вопим, в ущельях теснимся,
к вам, на земле, мы приходим и снимся.
Выше, спирально тела их, стеная, несутся,
моля передышки, напрасно, нет, не спасутся.
Огненный ветер любовников кружит и вертит,
по двое слипшись, тщетно они просят о смерти.
За ними! Бросаюсь к их болью пронзенному кругу,
надеясь свою среди них дорогую заметить подругу.
Мелькнула. Она ли? Одна ли? Ее ли полузакрытые веки?
И с кем она, мучась, сплелась и, любя, слепилась навеки?
Франческа? Она? Да Римини? Теперь я узнал: обманула!
К другому, тоскуя, она поцелуем болящим прильнула.
Я вспомнил: он был моим другом, надежным слугою,
он шлейф с кружевами, как паж, носил за тобою.
Я вижу: мы двое в постели, а тайно он между.
Убить? Мы в аду. Оставьте у входа надежду!
О, пытки моей беспощадная ежедневность!
Слежу, осужденный на вечную ревность.
Ревную, лететь обреченный вплотную,
вдыхать их духи, внимать поцелую.
Безжалостный к грешнику ветер
за ними волчком меня вертит
и тащит к их темному ложу,
и трет меня об их кожу,
прикосновенья — ожоги!
Нет обратной дороги
в кружащемся рое.
Ревнуй! Эти двое
наказаны тоже.
Больно, боже!
Мука, мука!
Где ход
назад?
Вот
ад.
Семен Кирсанов "Ад" Going
in hell.
Roads -
in the den,
swamps, ravines
bribes, revenge.
Dug in the quagmire
for neck in Terzigno,
Rubber lips parted,
some die of thirst,
blood opivshis once.
Terrible cuts, wounds, injury,
in cracks zhizhitsa human.
Shouting, okalechas, crippled shadow of:
uymite, hold us bleeding,
we are drowning, yell, in the gorges of close,
to you on the ground, we come and remove.
Above, spiral their body, moaning, rush,
mole respite in vain, no, not saved.
Fire lovers wind whirls and twirls,
agglomerated in twos, in vain they ask about death.
After them! I rush to their pain pierced circle,
hoping his notice among them expensive girlfriend.
Flashed. She Is? One Do? Her half-closed eyelids there?
And with whom she tormented, and intertwined, love, blind forever?
Francesca? She is? Yes Rimini? Now I've learned: deceived!
For another, yearning, aching kiss she clung.
I thought he was my friend, a reliable servant,
he trail with lace, a page, after you wore.
I see: the two of us in bed, and he secretly between.
Kill? We are in hell. Leave at the entrance of hope!
Oh, my ruthless torture every day!
I watch, condemned to eternal jealousy.
Jealous, fly doomed to close,
inhale their perfume, kiss heed.
Relentless wind to the sinner
them round and round me wagging
and drags them to the dark box,
and t me on their skin,
Touch - burns!
No way back
in a swirling swarm.
Jealous! These two
punished too.
It hurts, my God!
Flour, flour!
Where progress
ago?
here is
hell.
Semyon Kirsanov "Hell" | |
