Это была обыкновенная пятиэтажка,
Вечеринка давно переросла в банальную пьянку.
Мне не дала очередная машка,
И я для себя решил, что она лесбиянка.
Люди курили, расползались по кроватям,
Кто-то уснул, кто-то вообще блевал.
Я заебался. Я хотел попасть на нечто, называемое party,
И в итоге закатил безобразный скандал.
Меня успокаивали, отпаивали «топорами»,
Потом ко мне подсел один приятель
И завёл разговор о чем-то, что называли
«persuasion», а теперь называют «понятия».
Он говорил с серьезным видом
Про президента, про американские танки,
Про уничтожение социальной пирамиды
И про какой-то суд на Таганке.
Постепенно размывалась разговора нить,
В словах возникали странные промежутки,
Но я, несмотря ни на что, продолжал пить,
И портвейн сыграл со мной злую шутку.
Мой товарищ постепенно превращался в циклопа,
Он разрастался, заполнил всю кухню.
Я думал, чем бы его ухлопать,
Закачался, затрясся и на пол рухнул.
Он был шайтаном, Харибдой и идолищем,
Ракшасом, драконом и птицей Рух.
Он сверху глядел на меня осуждающе
Взглядом богобоязненных старух.
Он все больше и больше походил на зверя,
Он говорил о взрывах в Каире.
Тут я вскочил, стремительно трезвея:
«Знаешь, мне похуй на мир во всем мире!
Я просто хочу, чтоб меня любили
Длинноногие бляди и Муза-Шлюха.
Я заебался миля за милей
Постигать философию свободного духа.
Вы бесконечно вопите «Hail Hitler!»
Или, может быть «Viva la revolution!»
Я лучше прикончу на кухне пол-литра
И примусь за огуречный лосьон!»
Он отвалил, удивленно-обиженный,
А меня перекрыло пьяное горе.
Я пил портвейн, как будто отпизженный,
И на утро забыл о состоявшемся разговоре. It was an ordinary five-story,
The party has long grown into a banal drunk.
I did not give another mask,
And I decided for myself that she is a lesbian.
People smoked, sprawled on the bed,
Someone fell asleep, someone at all blurred.
I was fucked. I wanted to get on something called Party,
And in the end rolled the stray scandal.
I was soothered, disappeared by "axes",
Then one friend came to me
And started talking about something that was called
"Persuasion", and now call "concepts".
He spoke with a serious view
About the president about the American tanks,
About the destruction of the social pyramid
And about some trial on Taganka.
Gradually blurred the conversation thread,
In words, there were strange intervals,
But I, in spite of everything, continued to drink,
And Portwine played a cruel joke with me.
My comrade gradually turned into a cyclopa,
He smashed, filled the whole kitchen.
I thought it would carry him,
Hardened, shook and collapsed on the floor.
He was Shaytan, Charibda and Idolire,
Rakshas, Dragon and Bird Ruh.
He looked at me from above condemning
View of God-fearing Old.
He looked more and more on the beast,
He spoke of the explosions in Cairo.
Here I jumped up, rapidly sober:
"You know, I'll fuck on the world around the world!
I just want me to love me
Long-legged whores and muse whore.
I fucked mily for mile
Comprehend philosophy of free spirit.
You are infinitely crying "Hail Hitler!"
Or, maybe "Viva La Revolution!"
I'd rather strike a floor-liter kitchen
And I will take care of the cucumber lotion! "
He dropped, surprised offended,
And I was blunting drunk grief.
I drank port, as if exhausted,
And for the morning I forgot about the conversation. | |
