То ли так чудны дела твои, Господи,
То ли так плохи мои дела,
Я ждала комментариев, но и после них,
Ни полслова не поняла.
Говорят, ты целишься очень метко,
Но куда попала твоя стрела?
И лечу, вокруг ледяная мгла,
Только я, голубой планеткой...
Ты б тогда оставил меня без памяти, чтоб без паники
доживать на спущенных тормозах
в паутине мутной твоей органики...
И мечты на дне, на борту Титаника.
А о чем же в детстве мечтал ты сам?
Ведь тебе же некому рассказать?
У меня все в порядке с субординацией,
Это старый рефлекс - огрызаться, дурная реакция.
Так учили в детстве: идти и драться,
а не тупо жаловаться большим.
Я мечтала приехать в Индию, разобраться,
со смертью, с тобой и с сердцем, без панибратства,
на какой-нибудь из самых святых вершин.
А теперь сижу в безлюдной немой глуши, ни случайных прохожих и ни машин,
и твержу себе: давай, родная, пиши, пиши, и уже безо всякого смысла, просто так, для души...
И осталось спокойно проснуться, взять себя в руки, и стать чуть выше, считая до десяти.
Мне же нужно чем-то назад вернуться,
если ты привык это слышать: Господи, ну, помилуй мя и прости.
Если ты так со всеми нами,
возможно, лучшими,
то займись поскорей делами,
или дело случая,
вдруг одна такая, глупая и везучая
будет вечно скулить, что ты мог бы ее спасти. Whether your deeds are so wonderful, Lord
Whether my deeds are so bad
I was waiting for comments, but also after them,
I didn’t understand a word.
They say you aim very accurately,
But where did your arrow go?
And flying around the icy haze
Just me, a blue planet ...
You would then leave me without memory, so that without panic
live on brakes
in the web of your muddy organics ...
And dreams at the bottom, aboard the Titanic.
And what did you yourself dream about in childhood?
After all, you have no one to tell?
I'm fine with subordination
This is an old reflex - snarling, a bad reaction.
So taught in childhood: to go and fight,
rather than stupidly complaining big.
I dreamed of coming to India, sorting it out,
with death, with you and with heart, without familiarity,
on some of the holiest peaks.
And now I'm sitting in a deserted mute wilderness, no casual passers-by and no cars,
and I tell myself: come on, dear, write, write, and without any sense, just like that, for the soul ...
And it remained calmly to wake up, pull ourselves together, and become a little higher, counting to ten.
I need to go back with something
if you used to hear it: Lord, well, have mercy on me and forgive me.
If you are so with all of us
perhaps the best
then get down to business soon
or a matter of chance,
suddenly one such, stupid and lucky
will whine forever that you could save her. Смотрите также: | |
