На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще, и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие! — как будто говорил этот дуб. — И как не надоест вам все один и тот же глупый бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они — из спины, из боков. Как выросли — так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам». There was an oak tree at the edge of the road. Probably ten times older than the birches that made up the forest, it was ten times thicker, and twice the height of each birch. It was a huge oak, in two girths, with broken off, apparently long ago, branches and with broken bark, overgrown with old sores. With his huge clumsy, asymmetrically spread out gnarled hands and fingers, he stood between the smiling birches as an old, angry and contemptuous freak. Only he alone did not want to submit to the charm of spring and did not want to see either spring or the sun.
“Spring, and love, and happiness! - as if this oak spoke. - And how not to get tired of the same stupid senseless deception! Everything is the same and everything is cheating! There is no spring, no sun, no happiness. Look, there are crushed dead spruces sitting, always the same, and there I spread my broken, tattered fingers, wherever they grew - from the back, from the sides. As I grew up, I still stand, and I do not believe your hopes and deceptions. " Смотрите также: | |
