От вокзала - направо по улочке узкой.
Мимо лавки кондитерской, пальм в старых кадках
Чуть левее по Рю де ля Гар куцым спуском -
в тень маркиз. Дверь со шторами в бархатных складках.
Дальше к лифту. Портье незаметно кивает:
«Рады, мистер Набоков, что вы на ривьере...»
Он стремительно комнату пересекает.
И порывисто - настежь балконные двери.
И в проем заплывает тягучее лето.
Проступает едва контур солнечных линий.
Из возможных цветов здесь осталось два цвета
Только белый и синий...
Из возможных цветов - лишь над лодкою парус.
Из возможных одежд - только белые с синим.
Не ищи исключений - их здесь не осталось.
Пряный запах смолы синих солнечных пиний.
Только белый и синий над водною гладью,
словно кукольник старый в вертепе чудесном
белый пух облаков безупречно приладил
к раздобытой сапфировой ткани небесной.
Только белый и синий. Два цвета украдкой
вам напомнят забытый какой-то княгиней
бледно-синий цветок в белой книге закладкой.
Только белый и синий...
Из всей прожитой жизни, всего многоцветья,
из всего, что дрожало, звенело, пылало,
что сжигало огнем, что секло жаркой плетью,
было охристым, рыжим, и черным, и алым,
из лолит всех несбывшихся, всех одиночеств,
из бессонниц, в которых, как каторжник беглый,
он метался по кругу, из страшных пророчеств -
жизнь два цвета оставила - синий и белый.
Только белый листок с ненаписанной строчкой.
Только грозди безумные синих глициний.
Только белого ветра в горах многоточье.
Только белый и синий...
Только белый и синий... Проснувшись с рассветом,
он из дома уйдет утром в солнечных пятнах,
чтоб искать мотылька нежно-синего цвета.
Для чего? Это даже ему непонятно.
Что там ждет его в белых далеких дорогах -
гениального сноба, поэта, скитальца?
Жизнь бесследно прошла. И осталось немного -
голубая пыльца на сухих белых пальцах... From the train station - right on the street narrow.
By confectionery shops, old trees in tubs
Slightly to the left on the Rue de la Gare kutsym descent -
in the shadow of the Marquis. Door curtains in velvet folds.
Next to the elevator. Porter quietly nods:
"We are glad, Mr. Nabokov you on the Riviera ..."
He crosses the room quickly.
And impulsively - wide open balcony doors.
And in the opening swims viscous summer.
Emerges barely solar circuit lines.
Possible colors are two colors left
Only white and blue ...
Possible colors - only on sail boats.
Possible clothes - only white and blue.
Do not look for exceptions - they are gone.
Spicy smell of resin solar blue pines.
Only white and blue above the water surface,
like old puppeteer in a cave wonderful
white fluff clouds flawlessly priladil
to tissue procured sapphire heaven.
Only white and blue. Two colors furtively
you forgot to remind some princess
pale blue flower in the White Paper tab.
Only white and blue ...
Of all the life lived, all multicolored,
of all that I was trembling, ringing, glowing,
that burned with fire, that Glass hot whip
was ocher, red, and black, and scarlet,
Lolita from all unfulfilled, all alone,
of insomnia, in which, as a convict runaway,
He tossed around, from the terrible prophecies -
life left two colors - blue and white.
Only a white sheet of paper with the unwritten line.
Only crazy bunch of blue wisteria.
Only the wind in the mountains white dot.
Only white and blue ...
Only white and blue ... Waking up at dawn,
he goes out of the house in the morning in sunspots,
to seek moth pale blue.
For what? It is not clear even to him.
What's waiting for him in the White distant roads -
snob genius, poet and wanderer?
Life is completely gone. And there is not much -
blue pollen dry white fingers ... Смотрите также: | |
