Такие слишком медовые эти луны, такие звезды - острые каблуки, меня трясет от каждого поцелуя, как будто губы - голые проводки, а мне бы попивать свой чаек духмяный, молиться молча каждому вечерку, меня крутили, жили, в ладонях мяли и вот случайно выдернули чеку, за это даже в школе бы физкультурник на год освободил от своей физры, меня жует в объятьях температурных, высинивает, выкручивает навзрыд, гудит волна, захлестывает за борт, а в глазах тоска, внутри непрерывный стон, но мне нельзя апрель - у меня работа и курсовик пятнадцатого на стол.
Играю свои безвыигрышные матчи, диктую свой отточенный эпилог, чтоб из Москвы приехал прекрасный мальчик, и ткнулся носом в мой обоженный лоб. А дома запах дыма и вкус ванили, а дом-то мал и грязен, как я сама, а мне не написали, не позвонили, не приоткрыли тайные закрома. Таскаюсь по проспектам - как будто голой, да вот любой бери меня не хочу - и город цепко держит клешней за горло, того гляди задушит через чуть-чуть, приду под вечер, пью, залезаю в ванну, как тысячи таких же как я девиц, а что у вас немедленно убивало, здесь даже не хватает на удивить.
И это не любовь - а еще покруче, всё то, что бьет наотмашь, издалека. Такие слишком синие эти тучи, такие слишком белые облака.
Ребята, мой плацдарм до травинки выжжен, разрытые траншеи на полдуши. Ребята, как же я вас всех ненавижу, всех тех, кто знает, как меня рассмешить. Вы до конца на мне затянули пояс, растерли закостенелое докрасна, а после - всё, свободна, билет на поезд и поезжай в свой Питер. А в нем весна.
Но мне в большом пакете, сухпай на вынос отдали, нынче кажется, всё на свете, мне б успокоить это, что появилось хоть выносить, оставить в себе до смерти. Да вы богатыри - ведь пробить непросто махину эту - а по последней версии сто шестьдесят четыре живого роста, полцентнера почти неживого веса. Да я вернусь, когда-нибудь, да наверно, опять вот так, минуточкой, впопыхах, но у тебя очки и немножко нервно и волосы - специально, чтоб их вдыхать.
И как я научилась при вас смущаться и хохотать до привкуса на губах, как вы так умудряетесь помещаться в моей башке, не большей чем гигабайт? В моих руках, продымленных узких джинсах, в моих глазах, в прожилочках на висках, как удалось так плотно расположиться, и ни на миг на волю не отпускать? А жизнь совсем иначе стучит и учит - не сметь считать, что где-нибудь ждут-грустят. Как вы смогли настолько меня прищучить, что я во сне проспыаюсь у вас в гостях? Ведь я теперь не смогу уже по-другому, закуталась в блестящее волокно. Такие слишком длинные перегоны, такой свистящий ветер через окно.
Уйдите и отдайте мое хмельное, земное одиночество, мой фетиш.
А может быть я просто немножко ною, чтобы проверить, всё ли ты мне простишь. Such too honeyed these moons, stars such - sharp heels, I shake each kiss like lips - bare wiring, and I would sip his tea Duhmjanyj, praying silently to each Vecherka, I twisted, lived in his hands crushed and that's accidentally pulled check for it even at school to athletes at year freed from his fizre, I chew in the arms of the temperature, vysinivaet, twisted violently, buzzing wave sweeping over the side, and in the eyes of longing, in a continuous moan, but I can not April - I kursovik work and fifteenth on the table.
Lose-lose play their matches, dictate a sharp epilogue to Moscow came a beautiful boy, and nuzzled my deification forehead. At home, the smell of smoke and the taste of vanilla, and the house is small and dirty, I myself, and I do not write, do not call, do not reveal the secret coffers. Dragged through the avenues - as if naked, but that's all take I do not want - and the city tenaciously holding claw his throat, that look strangle by little, I will come in the evening, drink, climbed into the tub, as thousands like me girls, and that you killed immediately, there is not even enough for a surprise.
And it is not love - and even more abruptly, everything that gets swiped from afar. These are too blue, these clouds are too white clouds.
Guys, my springboard to burned grass, dug trenches on poldushi. Guys, how I hate you all, all those who know how to make me laugh. You end up on me tightened belt rubbed ossified hot, and after that - everything is free, a ticket on the train and go to his Peter. And it spring.
But I'm in a big package, suhpay takeaway gave, now it seems everything in the world, I used to reassure it that there was at least tolerate, leave yourself to death. Yes, you are the heroes - it is not easy to break this edifice - and the latest version of one hundred sixty four living growth poltsentnera almost lifeless weight. Yes, I will be back someday, but probably again like that, wait a minute, in a hurry, but you have glasses and a little bit nervous and hair - specifically, that they breathe.
And as I learned when you feel embarrassed and laugh to smack on the lips, so you manage to fit in my head, no more than a gigabyte? In my hands, prodymlennyh tight jeans, in my eyes, in prozhilochki at the temples, as it was possible to stay so tightly, and for a moment on will not let go? But life is very different knocks and teaches - not daring to believe that somewhere, waiting sad. How were you able to nail me so that I am in a dream prospyayus you at a party? For now I can not have another way, wrapped in a shiny fiber. Such too long Stretches such wind whistling through the window.
Get out and give my intoxicating, earthy loneliness, my fetish.
Or maybe I'm just a little whine, to check if everything you forgive me. Смотрите также: | |
