Он бил наотмашь, прямо в центр нерва,
И очень просто ведал о простом,
И словом души очищал от скверны
И бился правдой, в кривду, как в бетон.
Так жил поэт среди других поэтов,
Летя в фатальный миг своей судьбы.
Дуэль без правил - правила Советов,
Влепила в спину девять граммов лжи.
Вот он упал в костюме из сомненья
Застыли мизансцена, люд и пир.
И, не дождавшись сцены погребенья,
Воскрес он вновь в безумный этот мир.
Воскрес актером, другом и поэтом,
Воскрес кем был, с распятою судьбой,
Воскрес как Бог, а кто бы мог при этом,
Прийти опять , взорвав собой покой.
И по сей день меня терзает дата,
Когда рука поэта бросила перо,
Но по инерции секира супостата
Секла его правдивое чело:
- Ты диссидент, опасный государству,
Ты ложь бросал во вражий микрофон:
Про церковь и кабак, тюрьму и пьянство -
И хрип пытался выдавать за стон.
Пел про войну и горные стремнины,
Но сам не воевал, и в горы не ходил!
– Побойтесь Бога, он был сам ВЕРШИНОЙ,
И всю войну сквозь сердце пропустил.
Его слован летели к нам с небес,
Дождем из слёз на ссохшуюся ложь,
Спасая нас, и зря старался бес
Их совесть разменять на ржавый грош.
Шторма застыли в беге вертикальном,
Оборван парус, одинок причал,
И нёс его народ в гробу хрустальном,
И в первый раз он просто промолчал.
Молчали все, сливались поколенья,
Страна не верила, что он загнал коней
Но вот Таганка встала на колени,
И вся Россия встала в след за ней… He beat back, right in the center of the nerve,
And very simply kept about simple
And the word soul was cleared of the bad
And fought truth, in Krivdu, as in Concrete.
So lived poet among other poets,
Flying to the fatal moment of his fate.
Duel without rules - Rules of Soviets,
Put in the back of nine grams of lies.
So he fell in a suit from doubt
Frozen Mizanszen, Lud and Pier.
And without waiting for the scene of the burial,
He was risen again in the mad of this world.
Sosted the actor, friend and poet,
Resurrected by someone, with a crucifier destiny,
Rissed as God, and who could at the same time,
Come again by blowing up peace.
To this day, I am tormented by the date
When the poet's hand threw the pen,
But on the inertia of the sequir of the soup
SECOND His truthful man:
- You are a dissident, a dangerous state,
You pushed a lie in the enemy microphone:
About the Church and Kabak, prison and drunkenness -
And wheezing tried to issue out.
Sang about the war and mountain swift,
But he did not fought, and did not go to the mountains!
- Be peacefully, he was the top himself,
And all the war through the heart missed.
His Slovan flew to us from heaven,
Rain from tears on a swaying lie,
Saving us, and in vain tried to
Their conscience is exchanged for a rusty belch.
The storm froze in the run vertical,
Rolled the sail, alone berth,
And its people in the coffin crystal,
And for the first time he was just silent.
Everyone was silent, the generation merged,
The country did not believe that he drove horses
But the Taganka stood on his knees,
And all of Russia stood up next to her ... | |
