В самом дешёвом номерке меблированных комнат «Лиссабон» из угла в угол ходил студент-медик 3-го курса, Степан Клочков, и усердно зубрил свою медицину. От неустанной, напряжённой зубрячки у него пересохло во рту и выступил на лбу пот.
У окна, подёрнутого у краёв ледяными узорами, сидела на табурете его жилица, Анюта, маленькая, худенькая брюнетка лет 25-ти, очень бледная, с кроткими серыми глазами. Согнувши спину, она вышивала красными нитками по воротнику мужской сорочки. Работа была спешная... Коридорные часы сипло пробили два пополудни, а в номерке ещё не было убрано. Скомканное одеяло, разбросанные подушки, книги, платье, большой грязный таз, наполненный мыльными помоями, в которых плавали окурки, сор на полу — всё, казалось, было свалено в одну кучу, нарочно перемешано, скомкано...
— Правое лёгкое состоит из трёх долей... — зубрил Клочков. — Границы! Верхняя доля на передней стенке груди достигает до 4 — 5 рёбер, на боковой поверхности до 4-го ребра... назади до spina scapulae...
Клочков, силясь представить себе только что прочитанное, поднял глаза к потолку. Не получив ясного представления, он стал прощупывать у себя сквозь жилетку верхние рёбра.
— Эти рёбра похожи на рояльные клавиши, — сказал он. — Чтобы не спутаться в счёте, к ним непременно нужно привыкнуть. Придётся поштудировать на скелете и на живом человеке... А ну-ка, Анюта, дай-ка я ориентируюсь!
Анюта оставила вышиванье, сняла кофточку и выпрямилась. Клочков сел против неё, нахмурился и стал считать её рёбра.
— Гм... Первое ребро не прощупывается... Оно за ключицей... Вот это будет второе ребро... Так-с... Это вот третье... Это вот четвёртое.... Гм.... Так-с... Что ты жмёшься?
— У вас пальцы холодные!
— Ну, ну... не умрёшь, не вертись... Стало быть, это третье ребро, а это четвёртое... Тощая ты такая на вид, а рёбра едва прощупываются. Это второе... это третье... Нет, этак спутаешься и не представишь себе ясно... Придётся нарисовать. Где мой уголёк?
Клочков взял уголёк и начертил им на груди у Анюты несколько параллельных линий, соответствующих рёбрам.
— Превосходно. Все, как на ладони... Ну-с, а теперь и постучать можно. Встань-ка!
Анюта встала и подняла подбородок. Клочков занялся выстукиванием и так погрузился в это занятие, что не заметил, как губы, нос и пальцы у Анюты посинели от холода. Анюта дрожала и боялась, что медик, заметив её дрожь, перестанет чертить углём и стучать, и потом, пожалуй, дурно сдаст экзамен.
— Теперь всё ясно, — сказал Клочков, перестав стучать. — Ты сиди так и не стирай угля, а я пока подзубрю ещё немножко.
И медик опять стал ходить и зубрить. Анюта, точно татуированная, с чёрными полосами на груди, съёжившись от холода, сидела и думала. Она говорила вообще очень мало, всегда молчала и всё думала, думала...
За все шесть-семь лет её шатания по меблированным комнатам, таких, как Клочков, знала она человек пять. Теперь все они уже покончали курсы, вышли в люди и, конечно, как порядочные люди, давно уже забыли её. Один из них живёт в Париже, два докторами, четвёртый художник, а пятый даже, говорят, уже профессор. Клочков — шестой... Скоро и этот кончит курс, выйдет в люди. Несомненно, будущее прекрасно, и из Клочкова, вероятно, выйдет большой человек, но настоящее совсем плохо: у Клочкова нет табаку, нет чаю, и сахару осталось четыре кусочка. Нужно как можно скорее оканчивать вышиванье, нести к заказчице и потом купить на полученный четвертак и чаю и табаку.
— Можно войти? — послышалось за дверью.
Анюта быстро накинула себе на плечи шерстяной платок. Вошёл художник Фетисов.
— А я к вам с просьбой, — начал он, обращаясь к Клочкову и зверски глядя из-под нависших на лоб волос. — Сделайте одолжение, одолжите мне вашу прекрасную девицу часика на два! Пишу, видите ли, картину, а без натурщицы никак нельзя!
— Ах, с удовольствием! — согласи In the cheapest number of furnished rooms "Lisbon" from an angle, a medical student went to the corner of the 3rd course, Stepan Klobkov, and diligently jumped his medicine. From the tireless, stressful bodies dryed in his mouth and spoke on the forehead.
The window covered by the edges of the ice patterns was sitting on the stool of his dwelling, Annie, a small, slender brunette of 25 years old, very pale, with krobyi gray eyes. Bending the back, she embroidered with red threads on the collar of the male shirt. The work was a hurry ... Corridor clock Siplo brokered two afternoon, and the number was not removed in the story. Crumpled blanket, scattered pillows, books, dress, big dirty pelvis, filled with soap washings, in which the cigarette cigarettes were floating, shed on the floor - everything seemed to be filled with one bunch, purposefully mixed, crumbly ...
- The right lung consists of three pieces ... - Zublille Klochekov. - Borders! The upper share on the front wall of the chest reaches up to 4 - 5 edges, on the side surface to the 4th edge ... Nazada to Spina Scapulae ...
Blocks, I am going to imagine just read, raised my eyes to the ceiling. Without receiving a clear idea, he began to prove the top rib through the vest.
"These ribs look like piano keys," he said. - In order not to confuse in the score, you certainly need to get used to it. It will be necessary to skeleton on the skeleton and on a living person ... And well, the Anyuta, I give me aim!
Annie left the embroidery, removed the blouse and straightened. Klochkov sat against her, frowned and began to consider her Rybra.
- GM ... The first edge is not trying ... it is behind the clavicle ... It will be the second edge ... so ... this is the third ... This is the fourth .... um .... So ... what are you squeezing?
- You have cold fingers!
- Well, well ... don't die, do not turn back ... it became, this is the third edge, and this is the fourth ... Skinny you are looking for, and Röbra is barely told. This is the second ... This is the third ... no, I will let me down and you will not imagine it clear ... you have to draw. Where is my corner?
Klochekov took the corner and drawn them on the chest at the Anyuta several parallel lines corresponding to the Robram.
- Fine. Everyone, as on the palm of ... Well,, and now you can knock. Get up!
Anyuta got up and raised his chin. Klochkov engaged in trying and so plunged into this occupation, which did not notice how lips, nose and fingers at the Anyuta cried out from the cold. Anyuta trembled and was afraid that the doctor, noticing her trembling her, stop drawing coal and knock, and then, perhaps, the examiner.
"Now everything is clear," said Klobkov, stopped knocking. "You sit so and do not wash coal, but I'm still a little more about torture."
And the medic again began to go and tool. Annie, exactly tattooed, with black stripes on the chest, rushing from the cold, sat and thought. She said in general, very little, always silent and thought everything, thought ...
For all six to seven years of her walking on furnished rooms, such as Klochkov, she knew five people. Now they all have already ended the courses, reached people and, of course, as decent people, have long forgotten it. One of them lives in Paris, two doctors, the fourth artist, and the fifth even say, is already a professor. Klochkov - Sixth ... Soon and this will end the course, will be released. Undoubtedly, the future is fine, and from Klochkov probably will come out by a big person, but the real is very bad: Klochak has no tobacco, there are no tea, and four pieces remained sugar. It is necessary to make embarrassment as soon as possible, carry to the customer and then buy to the resulting fourth and tea and tobacco.
- Can I enter? - heard outside the door.
Anyuta quickly threw himself on the shoulders of a woolen handkerchief. An artist of fetisov entered.
"And I ask you to you," he began, referring to Klochekovka and brutally looking out of the hair hanging on his forehead. - Make a favor, lend me to your beautiful watchman's maiden for two! I am writing, you see the picture, and without the buster it is impossible!
- Oh, with pleasure! - concerns Смотрите также: | |
