Теперь, зная многое о моей
жизни - о городах, о тюрьмах,
о комнатах, где я сходил с ума,
но не сошел, о морях, в которых
я захлебывался, и о тех, кого
я так-таки не удержал в объятьях, -
теперь ты мог бы сказать, вздохнув:
"Судьба к нему оказалась щедрой",
и присутствующие за столом
кивнут задумчиво в знак согласья.
Как знать, возможно, ты прав. Прибавь
к своим прочим достоинствам также и дальнозоркость.
В те годы, когда мы играли в чха
на панели возле кинотеатра,
кто мог подумать о расстоянии
больше зябнущей пятерни,
растопыренной между орлом и решкой?
Никто. Беспечный прощальный взмах
руки в конце улицы обернулся
первой черточкой радиуса: воздух в чужих краях
чаще чем что-либо напоминает ватман,
и дождь заштриховывает следы,
не тронутые голубой резинкой.
Как знать, может, как раз сейчас,
когда я пишу эти строки, сидя
в кирпичном маленьком городке
в центре Америки, ты бредешь
вдоль горчичного здания, в чьих отсыревших стенах
томится еще одно поколенье, пялясь
в серобуромалиновое пятно
нелегального полушарья.
Короче - худшего не произошло.
Худшее происходит только
в романах, и с теми, кто лучше нас
настолько, что их теряешь тотчас
из виду, и отзвуки их трагедий
смешиваются с пеньем веретена,
как гуденье далекого аэроплана
с жужжаньем буксующей в лепестках пчелы.
Мы уже не увидимся - потому
что физически сильно переменились.
Встреться мы, встретились бы не мы,
но то, что сделали с нашим мясом
годы, щадящие только кость,
и собаке с кормилицей не узнать
по запаху или рубцу пришельца.
Щедрость, ты говоришь? О да,
щедрость волны океана к щепке.
Что ж, кто не жалуется на судьбу,
тот ее не достоин. Но если время
узнаёт об итоге своих трудов
по расплывчатости воспоминаний
то - думаю - и твое лицо
вполне способно собой украсить
бронзовый памятник или - на дне кармана -
еще не потраченную копейку. Now that you know a lot about my
life - about the city, prisons,
of the room where I was going crazy,
but not gone, on the seas, in which
I was choking, and those
I still could not hold in his arms -
Now you might say, with a sigh:
& Quot; The fate of him was generous & quot ;,
and present at the table
nod thoughtfully in agreement.
Who knows, maybe you're right. Heap
to its other advantages also farsightedness.
In those years when we played Cha
panel near the cinema,
who would have thought about the distance
more zyabnuschey five fingers,
divaricata between the eagle and tails?
No One. Careless wave of farewell
hands at the end of the street turned
first dash radius: the air in foreign lands
more than anything resembles Whatman,
rain and shades tracks
untouched by the blue band.
Who knows, maybe, just now,
As I write these lines, sitting
Brick small town
in the heart of America, you bredesh
mustard along the building, in whose damp walls
languishing another generation, staring
in seroburomalinovoe spot
illegal hemisphere.
In short - the worst has not happened.
The worst occurs only
in the novels, and with those who are better than us
so that they lose at once
out of sight, and the echoes of their tragedies
mixed with the singing of the spindle,
as distant hum of an airplane
buzzing bees stalled in the petals.
We will not see - because
physically strong variability.
We met, we would not be met,
but what they did with our meat
years, sparing only the bone,
and the dog with the nurse did not know
smell or scarring stranger.
Generosity, you say? Oh yeah,
the generosity of the ocean waves to the chips.
Well, who does not complain about his fate,
that it is not worthy. But if the time
learns about the result of their labors
on the vagueness of memories
then - I think - and your face
are quite capable to decorate
bronze statue or - at the bottom of the pocket -
has not spent a penny. Смотрите также: | |
