Однажды перевалит за полтинник.
Он будет дома. Никого вокруг.
Его последний друг,
Скорее собутыльник -
Холодный, заоконный, вечерний Петербург.
Он прожил в этом городе без малого полвека.
Который стал родным, но жизненным венцом.
В морщинах всё лицо.
Судьба у человека:
Ни дерева, ни сына. Дом - построенный отцом.
Он жил всю жизнь с отцом в глухой избе.
Отец его любил. Варил на завтрак манку.
В пятнадцать было пиво, в шестнадцать - ЛСД,
Нашёл поставщика, и торговал афганкой.
Кутил напропалую без страха и без риска.
Хотел губами неба, но плавно шёл ко дну,
И с каждым божим днём он на глазах худел, как
Настенный календарь теряет толщину.
Он говорил всем близким, всегда весьма поддатый:
"Я в этом мире тайный, случайный посетитель,
А звезды зажигаются в дверях военкомата,
Владимир Маяковский! Вы уж меня простите!"
Кому какое дело, где он сейчас? Чем дышит?
Один лишь только я смотрю в его окно.
Безлюдно там. Темно. Никто и не услышит,
Как вздёрнется петля в глухонемом кино.
Ему сегодня пятьдесят. Он прожил свой полтинник!
Я - сердце Петербурга. Он ждёт меня с ночевкой.
Бреду в бреду к нему я - вечный собутыльник
В чернеющем кафтане с намыленной верёвкой...
One day pass for fifty dollars.
He will be at home. No one around.
His last one,
Rather, pal -
Cold, zaokonny, evening Petersburg.
He lived in this city for nearly half a century.
That was the mother, but the crown of life.
The wrinkles all over his face.
The fate of the person:
No tree, no son. The house - built by his father.
He lived all his life with his father in a remote hut.
His father loved. Cooked breakfast in the semolina.
At fifteen, he had a beer, sixteen - LSD
I found a supplier and sold Afghan.
Splashed recklessly without fear and without risk.
Would lips sky, but slowly went to the bottom,
And every day he bozhim in front of losing weight as
Wall Calendar loses thickness.
He told everyone close, always very screwy:
"I am in this world is a secret, the casual visitor,
And the stars are lit in the recruiting office door,
Vladimir Mayakovsky! You'll forgive me! "
Who cares where he is now? What is breathing?
One as soon as I look at his window.
Deserted there. Dark. Nobody hears
As vzdёrnetsya loop in deaf and dumb cinema.
He is now fifty. He lived his fifty dollars!
I - the heart of St. Petersburg. He is waiting for me with an overnight stay.
Brad delirious to it I - the eternal pal
The blackish coat with soapy rope ...
