Текст - Антон Лашден
Д ж е й м с. Он говорит, что рана скоро затянется. Он слушает мое сердце - долго, удар за ударом, а потом хлопает меня по плечу, будто передавая уверенность в том, что он услышал глухое биение, и пишет в моей карте «Здоров. Годен к службе».
Я застегиваю рубашку с чувством собственного превосходства: я снова обманул его. Никто в этом здании не знает, что перед каждым медосмотром мне приходится уговаривать свое мертвое сердце выдать хоть пару звуков. Никто не знает, что внутри меня все мертво. Никто не знает, что я сам мертв.
Откровения начинаются дома, когда я вынужден раздеться; мне приходится видеть это красное пульсирующее пятно на груди. Врач говорит, что рана скоро заживет.
Рана на моей коже, вполне вероятно, действительно скоро затянется. Рана в моей грудной клетке не закроется никогда.
Боль скапливается внизу живота, и черная клякса протекает на бедра. Каждый день – новая операция: разрезать себя – и достать все лишнее. По локоть увязнуть в густой черной краске, дотронуться до противоположной стенки живота, потрогать пальцами судорогу своего тела и ухватить ее за хвост - эту тварь, выгрызающую меня изнутри. Наскоро сшить кожу и до некоторого времени забыть о спазмах. Следующим утром подойти к зеркалу, чтобы посмотреть на уродливые шрамы, которые оставила на мне моя любовь.
От твоих поцелуев не осталось следов – только сплошные язвы; все мое тело покрыто гнойниками, и каждый раз, когда я дотрагиваюсь до них, вязкая, протухшая память о тебе растекается в моем рту. Столько сил трачу на то, чтобы сомкнуть губы и не назвать по привычке твое имя, не дернуться от шороха в коридоре.
Я хочу увидеть тебя и обвинить в том, что ты сделал со мной: не тело, а развалина, не кожа, а лохмотья. И все, все болит; там, где ты целовал, там, где касался. Я хочу заорать: «Во что ты меня превратил!», но голоса мне хватает только на униженное: «Где же ты?..».
Мне все кажется: вот-вот – и звонок разобьет тишину, и я стремглав, как истосковавшийся пес, побегу по осколкам своего одиночества, упаду на колени, и, когда приоткроется дверь, уткнусь носом в твои теплые ладони, ища твоей ласки.
Ты не пришел сегодня.
Ты не придешь никогда.
Ты снишься мне очень часто, и в моих снах ты никогда не обвиняешь меня, а я никогда не прошу прощения.
Ты молча стоишь и ждешь, пока я не подойду к тебе, не стяну с твоего плеча рубашку и не вопьюсь зубами в податливую мягкую кожу. Я пожираю тебя кусок за куском, я обгладываю твое тело и отрыгиваю, объевшись твоей плоти.
Я просыпаюсь от голода. Я голоден по тебе, по твоим прикосновениям, по твоему запаху.
В шкафу много твоей одежды, в квартире много подтверждений того, что ты был здесь. Приношу в кровать твои пиджаки, твои рубашки, твои книги и засыпаю, как будто бы рядом с тобой.
День за днем ищу тебя в толпе, уезжаю в другие города, от каждой новой миссии жду чуда и надеюсь на то, что увижу тебя. Во всех прохожих узнаю тебя, в любом телефонном звонке распознаю твой голос. Другие люди – это ты. Ты во всем, ты целый мир.
Я знаю, что надеяться нельзя, и все равно закрываю глаза каждый раз, когда остаюсь в одиночестве. Может быть, ты захочешь взять меня за руку. Может быть, ты захочешь ударить меня. Может быть, ты захочешь снова быть со мной.
Прости, пожалуйста, я должен прекратить скучать по тебе, должен прекратить думать о тебе, но я все никак не могу тебя отпустить. Мне кажется, что если мои руки в твоей крови, если ты умер у моих ног, нас же что-то связывает, правда?..
Мне не жаль того, что я сделал - я бы опускал нож на твою спину тысячу раз из тысячи; я тоскую совсем из-за другого: из-за того, что последовало после твоей смерти.
Кто же знал, что ты не сможешь пережить собственной кончины. Кто же знал, что ее не смогу пережить я.
Воротники рубашек и галстуки – это удавки; я привык к веревкам.
Т ь я г о. Здравствуй, Джеймс. Text - Anton Lashden
D w e d m. He says that the wound will be tightened quickly. He listens to my heart - long, blow after blow, and then slaps me on the shoulder, as if passing the confidence that he heard a muffled heartbeat, and wrote on my chart 'Healthy. Pass to the service. "
I zip up shirt with a sense of superiority: I cheated again. No one in this building knows that before every medical examination I have to persuade my dead heart to give at least a couple of sounds. No one knows that everything is dead within me. No one knows that I'll be dead.
Revelation begins at home, when I was forced to undress; I have to see it pulsing red spot on his chest. The doctor says that the wound will heal quickly.
The wound on my skin, it probably really soon will be delayed. The wound is closed never in my chest.
Pain accumulates in the abdomen, and a black blotch occurs at the hip. Every day - a new operation: cut yourself - and get all the excess. According to the elbow to get bogged down in thick black paint, to touch the opposite wall of the abdomen, touched fingers cramp your body and grab it by the tail - this creature gnaws inside me. Hastily skin and sew up some time to forget about the cramps. The next morning go to the mirror to look at the ugly scars that are left to me my love.
From your kisses no traces - only solid ulcers; my whole body was covered with ulcers, and every time I touch them, sticky, rancid memory of you in my mouth spreads. So many forces spend on it to close his mouth and not call your name out of habit, not twitch of rustling in the corridor.
I want to see you and accuse you did with me: not a body but a wreck, not leather and rags. And yet, everything hurts; where you kissed, where concerned. I want to shout: "What are you made me," but my voice just enough for humiliation, "Where are you ..".
I do not think: just about - and the call will break the silence, and I scooted as yearned dog, run by fragments of his solitude, fall on my knees, and when the door slightly open, utknus nose in your warm hands, searching for your affection.
You did not come today.
You do not ever come.
Do you dream of me very often and in my dreams you never blame me, and I will never apologize.
You quietly stand and wait, until I come to you, do not we contract with your shoulder shirt and vopyus teeth into a soft supple skin. I devour you piece by piece, I gnaw your body and burps, gorged itself your flesh.
I wake up from hunger. I'm hungry for you, your touch, by your smell.
In the closet a lot of your clothes in the apartment much evidence that you were here. I bring to your bed jackets, your shirt, your books and go to sleep, as if next to you.
Day after day looking for you in the crowd, leaving for other cities, each new mission waiting for a miracle and hope that I will see you. All bystanders recognize you, in any phone call and recognize your voice. Other people - it's you. You're all over you the whole world.
I know that it is impossible to hope, and still close my eyes every time I remain alone. Maybe you want to take me by the hand. Maybe you want to hit me. Maybe you want to be with me again.
Forgive me, please, I have to stop missing you should stop thinking about you, but I just can not let you go. It seems to me that if my hands in your blood, if you die at my feet, as we have something binds, is not it? ..
I do not regret what I have done - I would have lowered the knife at your back a thousand times in a thousand; I miss completely because of another: because of what followed after your death.
Who knew that you could not survive his own death. Who knew that it would not be able to go through me.
The collars of shirts and ties - a choke; I'm used to the ropes.
Article g about. Hello, James. | |
