И. Анненский
Смычок и струны.
Какой тяжелый, тёмный бред!
Как эти выси мутно-лунны!
Касаться скрипки столько лет
И не узнать при свете струны!
Кому ж нас надо? Кто зажёг
Два желтых лика, два унылых...
и вдруг почувствовал смычок,
что кто-то взял и кто-то слил их.
"О. как давно! Сквозь эту тьму
скажи одно: ты та ли, та ли?"
И струны ластились к нему,
звеня, но ластясь, трепетали.
"Не правдаль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?..."
И скрипка отвечала: "да",
но сердцу скрипки было больно.
Смычок всё понял, он затих,
А в скрипке эхо всё держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.
Но человек не погасил
До утра свеч...И струны пели...
Лишь солнце их нашло без сил
На чёрном бархате постели...
Ann I.
The bow and strings.
What a heavy, dark nonsense!
As these heights dull lunny!
To touch the violin for many years
Do not know when the light string!
To Well we want? Who lit
Two yellow face two sad ...
and suddenly I felt a bow,
that someone took and someone leaked them.
"O how long! Through this darkness
tell me one thing: Do you whether ta ta "?
And the strings fins thereto,
ringing, but Flippers trembled.
"Not pravdal, never
We are not part? rather ...? "
And the violin answered, "yes"
but the heart of the violin was hurt.
Bow understood everything, he calmed down,
And in all violin echoes kept ...
And the torment for them,
What people thought the music.
But man is not redeemed
Until the morning the candle ... And the strings sing ...
Only the sun found them exhausted
On a black velvet bed ...
