А кто-то воркует: деньги.
А кто-то ворует вишню.
Кто-то ревёт от удушья.
А этот - целует Вишну.
А тот обрамлён экстазом.
А в море парят мурены.
Кося своим третьим глазом,
Мой фюрер разгладит вены.
Степная трава гноится.
А с неба летит черешня.
Там добрый Георгий Вицин
Играет в орла и решку.
А тут - города и сёла
Полны чеснока и джаза.
Закройте свой рот весёлый,
Он пахнет пропавшим мясом.
Колючи глаза эвенков.
Они проросли в сугробы.
Распутав гнилые вены,
Мой друг поперхнулся тромбом.
Анютиных глазок поле
Моргнёт и проглотит небо,
А пьяный посыплет солью
Горбушку сухого хлеба.
Пусть глотка горит рейхстагом,
Претит мне чужая святость.
Горячим колючим шлаком
Шипит в ваших рожах радость.
Пусть чирием лопнет солнце,
Пусть губы мои - два трупа.
Давитесь своим уродством.
А я улыбнусь беззубо.
And someone coos: money.
And someone stealing cherries.
Someone roars from suffocation.
And this - kisses Vishnu.
And that ecstasy is framed.
A float in the sea eels.
Mowing your third eye,
My Fuhrer will smooth veins.
Prairie grass festers.
And from the sky flying sweet cherries.
There's a good George Vitsin
Playing an eagle and tails.
But here - cities and villages
Full of garlic and jazz.
Close your mouth merry,
It smells missing meat.
Barbed Evenki eyes.
They sprouted in snowdrifts.
Unravel rotten veins
My friend choked thrombus.
Pansy Field
Morgnёt and swallow the sky,
A drunk will fall salt
A crust of dry bread.
Let Throat burning Reichstag,
Preti me someone else's holiness.
Hot slag prickly
Burrs in your rozhah joy.
Let chiriem burst the sun,
Let my lips - two corpses.
Davites its ugliness.
And I smile toothless.
