Опять расцвел июнь сиреневой удачей,
До времени от глаз он спрятан был в снегах,
Так пушкинскую жизнь в архивы не упрячешь:
Как в зеркале она - в немеркнущих стихах.
И пушкинским стихам звучать на свете белом,
Покуда в нас самих, как радостная весть,
Живут наперекор случающимся бедам
Надежда и любовь, достоинство и честь.
Иные времена, в гостях другая мода,
Но всё-таки в крови волнуется опять
Проросшая сквозь нас, свободная природа,
Листва шумит в душе, попробуй-ка унять.
Смотрю: несет вода кораблик мой бумажный,
А что там, на борту - размокло, не прочесть.
Вновь учат жить меня открыто и отважно
Надежда и Любовь, Достоинство и Честь.
А если можно жить с оглядкою, иначе,
Заботясь лишь о том, чтоб дать душе покой,
Скажите, отчего украдкою мы плачем
Над пушкинской строкой, над пушкинской строкой?
И почему тогда, чужую жизнь листая,
Волнуемся порой, как над своей судьбой,
И в двух шагах от нас безмолствуют литавры,
И тихо, как ручей, вступает в мир гобой.
И, слушая судьбу, подумаешь невольно:
"Возможно, потому глаза прикрыл рукой,
Что так душе легко, и сладостно, и больно
Над пушкинской строкой, над пушкинской строкой. Again luck lilac bloomed in June,
Until the time it is hidden from the eyes was in the snow,
So Pushkin's life in the archives are not upryachesh:
As in a mirror, she - in the unfading poem.
Pushkin's verses sound in light white,
As long as in us as good news,
Living in spite of the case of troubles
Hope and love, dignity and honor.
Other times, the other party fashion
Still, blood is worried again
Sprouted through us, free nature,
The foliage rustles in the shower, just try to appease.
Look: water boat carries my paper,
And there, on board - soaked, do not read it.
Again taught me to live openly and courageously
Hope and Love, dignity and honor.
And if you can live with caution, otherwise,
Caring only about to give peace of mind,
Tell me, why we cry stealth
Above the line of Pushkin, Pushkin on line?
And why then, someone else's life leaves,
Sometimes worried as over their destiny,
And a few steps away from us bezmolstvuyut timpani
And quietly, like a brook, he enters the world of the oboe.
And listening to destiny, I think involuntarily:
& quot; perhaps because his eyes closed hand,
With so easy soul, and sweet, and hurt
Above the line of Pushkin, Pushkin on line. | |
