Ночью пришло письмо от дяди: «Каждый день приходится заставлять себя жить, засеивать свое небо остроумием, творчеством, подневольным весельем. Пытаться забором из каких – то встреч отгораживаться от одиночества, но, увы, небо не засеивается, забор разваливается. Так-с и сидеть–с что ли–с?»
- Качели, - сказал дядя, -возносили меня и до высочайшей радости и роняли до предельного отчаяния. Иногда каждый такой мах растягивался на месяцы, иногда хватало и секунды, но всякий раз крайнее состояние казалось мне окончательным.
- Жизнь, - сказал дядя, - представляется мне болезнью небытия… О, если бы Господь Бог изобразил на крыльях бабочек жанровые сцены из нашей жизни! –воскликнул дядя.
- Одиночество мое, - сказал дядя.
- Обладание мудростью, - сказал дядя, -выглядит теперь постыдным, хотя еще вчера я счастлив был возможностью учить.
- Я изрядно рассчитывал на наслаждение, которое получу от смерти, -сказал дядя, - но теперь не рассчитываю на него. Природа и искусство мне осто….ли.
- Нет ничего, но и ничего тоже нет, - сказал дядя, -есть только то, чего нет, но и то только часть того. Я пристально присмотрелся к тому, что, казалось мне, есть наверняка – нет того. И нет нет, -сказал дядя.
- Зачем я себе? – воскликнул дядя.
- Однако, - сказал дядя, -если Бог явит себя, то я не знал большего счастья, чем любить его, потому что здесь не угадаешь, что реальность, что фантазия.
- Вот, - сказал дядя, - любая участь не интересует меня, ибо ни в памяти, ни в воображении не найти сносного состояния, а бульварный вопрос, что мне приятнее – тишина или музыка – решился в пользу тишины.
Стирательная резинка вечности, слепой дозор, наделенный густоглазием, а также карманный зверинец: слоники, жирафчики, носороги- лилипуты, верблюдики – карликовые карлики или пейзаж с грудной луной, так что в конце концов я принял (поймал) себя за летучую мышь: красавица, богиня, ангел мой, я и устье и исток, и устье и исток!
Чем дальше я смотрел на это что, тем тише мне становилось. Передо мной столько интонаций того, что я хочу сказать, что я, не зная, какую из них выбрать – молчу.
Дядя был хронически несчастным человеком. Мед человечества: кувшин со множеством ненужных ему ручек, океан старцев в утробе времени, скачки новых чудовищ.
Мы шли Невой мимо очаровательного (несмотря на мороз) пейзажа.
Смерть – самое лучшее.
- Наконец – то конец, – буркнул дядя, - снег-с идет.
Шел снег-с.
Дядя попросил меня – я не отказался.
Одно – довольно продолжительное время – я был так счастлив, что прямо – таки чувствовал, что мы уже прошли через Страшный Суд и теперь живем по его решениям: одним – рай, другим – не рай, каждому дана жизнь такая, какую он заслужил предыдущей. По тому, как я тогда был удачлив во всем (потом эти удачи выглядели уже не ими), и вокруг был Гурзуф с гранатами, персиками и морем, то я предполагал, что предыдущая жизнь моя была (хоть временами) угодной Богу.
Если бы и я сам, и люди показывали на меня: Орфей!, я бы пошел в жаркие страны есть их плоды, их мясо, курить траву и цветы (моя невеста Rita мне бы их собирала). Но я не люблю таких людей, как я.
- Где же хоть что – нибудь? – сказал дядя.
Знаете ли вы последнее, что сказал дядя: «Качели оборвались: - перетерлись веревки.»
Еще не август. Но уже.
Я хотел бы отвернуться.
Катастрофа – закрытые глаза. Night received a letter from his uncle: "Every day you have to force yourself to live, sow your sky wit, creativity, forced gaiety. Trying fence from what - the meetings retreating from loneliness, but, alas, the sky did not sow, the fence is falling apart. So with and sit-with something, sir? "
- Swing, - he said the uncle, -voznosili me and to the highest joy and dropped to the limit of despair. Sometimes each of these swing stretched for months, sometimes enough and seconds, but every time it seemed to me an extreme state final.
- Life - said the uncle - seems to me a disease of nothingness ... Oh, if only the Lord God depicted on the wings of butterflies genre scenes from our lives! cried uncle.
- My Loneliness - uncle said.
- Possession of wisdom, - said the uncle, -vyglyadit is now shameful, although yesterday I was happy with the opportunity to learn.
- I counted on pretty pleasure that I get from death, 'said my uncle, - but now do not count on it. Nature and art ... I PICs .li.
- Nothing, but nothing either, - said the uncle, -there is only that which is not, but it is only part. I peered intently for what seemed to me, there is for sure - there is no order. And there is not, 'said the uncle.
- Why do I imagine? - I cried uncle.
- However, - he said the uncle, -If God will reveal himself, I do not know greater happiness than to love him, because here you can not guess what the reality of that fantasy.
- Here, - said the uncle - any fate does not interest me, because neither in memory nor in the imagination to find a tolerable state, and tabloid question that I nicer - silence or music - decided in favor of peace.
Eraser eternity blind watch, endowed gustoglaziem and pocket zoo: elephants, zhirafchiki, rhinoceros-Lilliputians, verblyudiki - dwarf dwarfs or landscape with chest moon, so in the end I took (caught) themselves for the bat: beauty, goddess, my angel, I and mouth and the source, and the source and the mouth!
The more I looked at it that the quieter I became. In front of me as intonations of what I want to say that I did not know which one to choose - remain silent.
Uncle was chronically unhappy person. Honey humanity: the pitcher with multiple handles it unnecessary, elders ocean in the womb of time, new monsters jumps.
We walked past the Neva charming (despite the cold) landscape.
Death - the best.
- Finally - the end - growled uncle - with snow-going.
It was snowing, sir.
Uncle asked me - I did not give up.
One - quite a long time - I was so happy that the right - the same feeling that we have already passed through the Last Judgment, and now live in his decisions: one - a paradise, the other - not a paradise, each is given a life such what he earned the previous one. By the way I was then fortunate in everything (and then the luck seemed not to), and has been around Gurzuf with pomegranates, peaches and the sea, I thought that my previous life was (at least temporarily) pleasing to God.
If I myself, and people showed up at me !, Orpheus, I would go to tropical countries have their benefits, their meat, smoking grass and flowers (my fiancee would they collected me Rita). But I do not like people like me.
- Where is anything - anything? - Uncle said.
Do you know the last thing my uncle said: "Swings were broken - frayed rope."
Yet August. But already.
I would like to turn away.
Accident - eyes closed. Смотрите также: | |
